Месть
Шрифт:
— Чей это? — Я вертел в руках замысловато свитый из золотых и серебряных нитей тонкий браслетик, напоминавший своей формой замысловатые изгибы побега какого-то растения. — Вам знаком этот предмет?
— Нет. — Отец отрицательно помотал головой.
— Да. — Взгляд Армуса сверкнул чем-то злым, чем-то, что я бы идентифицировал как злость. — Это ее подарок.
— Замечательно, — буркнул я, засовывая беспардонно браслетик за пазуху, надо будет показать его старшим по званию и возрасту магам. —
— Адель, — странно сказал. Как-то весомо. И страх ушел и злость, не могу понять, то ли я придумываю себе лишнее и вижу его чувства один, и все лишь плод моего воображения, то ли… черт его разберешь что.
— Это что? — В руках я держал извлеченную со дна сундука деревянную бутыль, искусно изукрашенную причудливой резьбой, и пусть у меня глаза полопаются, если узор не повторял лозу, застывшую в форме браслета!
— Похоже, тоже подарок. — Ко мне подошел старший Рах. — Внутри было вино, судя по запаху, это было в вещах вместе с браслетом, что я выкупил у тюремщиков.
— Хорошая резьба? — Я вручил бутыль леру, внимательно и цепко ловя взгляд Армуса.
— Да. — Он задумчиво вертел ее в руках. — Хороший мастер резал.
Неожиданно Армус сорвался на бег, просто с места бросаясь от нас прочь, на полном ходу плечом сшибая дверь.
— Что с ним? — Фава Рах застыл с открытым ртом.
— Мастер просто хороший, — произнес я, вновь забирая из его рук бутыль. — Вы вес чувствуете? Не показалась тяжеловатой?
— Не пойму ничего. — Он переводил взгляд с меня на распахнутую дверь, в которую вылетел его работник.
Вытащив из-за пояса нож, совершенно бесцеремонно и по-варварски стал колоть деревянную бутыль, вернее ее видимую часть, с каждым сколом открывая взгляду внутреннюю его часть, состоящую из потемневшего и порядком окислившегося трухой темно-серого металла. Прекрасное решение, от винной кислоты металл практически мгновенно стал окисляться, местами показывая бело-зеленые хлопья.
— Это… — Фава Рах чуть ли не рухнул на стул, на котором до этого восседал я.
— Свинец. — Мягкий, он местами прогнулся под моими пальцами, точно повторяя внутри сосуд некогда деревянной бутыли.
— Но как? Почему? — Он был растерян, не находя слов. — Я не могу поверить. Его, наверно, нужно остановить…
— Остановят, не переживайте. — За это я не беспокоился, всецело доверяя в этом вопросе Тине. Пусть лучше делом займется, чем ходит да тяжело вздыхает под дверями, совращая всяких мальцов, не знающих жизни, на разные глупости. — Вам, наверно, лучше здесь побыть с сыном.
— Но… — Он оторопело провожал меня взглядом. — Как же так, мы же столько лет?! Он же на своих руках нянчил и растил его!
— Не знаю, лер, не знаю. — Оставив ошеломленного новостью лера, неспешным ходом, погрузившись в свои
— Быстро бегает. — На бочках восседала Тина, а у ее ног с разбитым в кровь лицом валялся Армус, тяжело дыша и пуская кровавые пузыри.
— Значит, это и есть отравитель? — Рядом с вампиршей восседала сухонькая Хенгельман, подслеповато щурясь в лучах нескольких свечей и факела на стене. — Прямо все интересней и интересней день ото дня жить становится.
— Ну что, любезный, сам будешь говорить или помочь нужно будет? — Я присоединился к заседающим, примостившись ровненько между некромантом и вампиром.
Мужчина с трудом стал подниматься на ноги, сплевывая кровавые ошметки, товарищ телохранитель, видно, хорошенько прошлась по нему, он покряхтывал, держась за отбитые бока.
— Вам никогда этого не понять, — тихо, едва слышно начал он. — Не дайте боги, хоть кому-нибудь меня понять.
— О чем он? — скучающим тоном спросила вампирша.
— О чувствах, милочка, о чувствах, — со вздохом пояснила бабушка. — Любовь, не иначе.
— Очень похоже на то. — Медленно качнул я головой в знак согласия.
— Я знаю, что такое любовь! — Сверкнула вампирша взглядом, с вызовом посмотрев на меня.
— Тогда ты должна меня понять! — Армус рассмеялся, словно безумец, захлебываясь кровью.
Мы даже понять не успели его намерений, как мужчина выхватил из голенища сапога длинный блеснувший нож, не вонзая, а просто падая на него всем телом, с премерзким хрустом прошившим его насквозь. Стальной клюв клинка торчал из-под лопатки, взрезав как плоть, так и одежду на нем.
— Понять… — С последним вздохом выплюнул он слово, прежде чем его голова безвольно стукнула об пол.
Мы сидели в полной тишине, наблюдая, как черная в тусклом свете лужа крови расползается из-под тела самоубийцы. Можно было сказать многое, можно было кричать и бегать, можно было даже просто потыкать в него палочкой, но мы сидели, тупо уставившись на остывающий труп и не находя в себе сил нарушить молчание. Это был полный «абзац». Шок и трепет.
— На будущее, — наконец-то разлепил я губы. — Все колюще-режущие предметы, а также ременной пояс у взятого под стражу лучше забирать.
— Угу. — Кивнула Тина.
— И что теперь? — Покачала головой Хенгельман, тяжело вздохнув. — Вряд ли мне разрешат его поднять.
— М-да уж… — поддержал я ее вздох. — На ледник я его все же прикажу снести, мало ли…
— Это да. — Бабушка погладила меня по голове. — Пусть на ледничок отнесут, чтобы мозги не протухли, он и при жизни не шибко умен был, а уж в послесмертии и подавно ничего путного не выйдет.