Месть
Шрифт:
Ну а вдруг придет?
Он вновь сел, обхватив голову руками. Надо что-то придумать, как-то послать ей весточку, что-то передать. Он вновь поднялся, направляясь в сторону одинокого костерка.
— Господин. — Из темноты громадой, с премерзкой ухмылочкой выдвинулся Ростик. — Все должно быть по-честному.
— Вот и следи за этим! — Немнод пихнул здоровяка в грудь. — Я от своих слов не отказываюсь, мне просто нужно с Армусом переговорить.
— Ну да, ну да. — Вслед ему как-то зло рассмеялся гигант. — Поговори, так-то оно всяко лучше будет.
Рах скрипнул зубами, продолжая идти и не обращая внимания на каменщика. Он давно его уже знает, мужик он только с виду здоровенный и глупый,
— Чего тебе? — буркнул отщепенец, когда Немнод молча присел рядом с Армусом, чей вид был жалок и подавлен. Левая часть лица превратилась в один большой оплывший синяк, губы разбиты и местами на них еще видна была свежая кровь. — Ты теперь сам там старший, не будет тебе от меня ни помощи, ни совета!
— Заткнись и слушай. — Юноша поджал губы и сжал кулаки. — От тебя мне ничего не нужно, а наши дела отец порешает, как возвернемся, пусть рассудит, кто из нас прав. Сейчас я о другом говорю, немедленно беги в деревню и всеми правдами и неправдами увидься с Адель.
— За чегой-то ради? — Армус отвернулся от лера. — Раз сам умом своим решил жить, не проси теперь моей помощи! Не стану я тебе помогать свидания назначать!
— Дурак. — Немнод сверкнул глазами, заметив, как с холма к ним приближается мощная фигура Ростика. — Сейчас же, как Рост уйдет, беги и дай наказ Адель ни под каким предлогом три дня здесь не появляться, иначе беды не миновать! При каменщике ни слова! Мы с тобой миримся, ежели спросит, и запомни, чтобы ноги ее здесь три дня не было, что хочешь говори, бреши или говори правду, но чтобы ни ногой!
— Ну что, господин? — В свет костра вышел гигант, кивнув Армусу. — Время поджимает, ночь быстро пролетит, а нам еще дел полно до рассвета.
— Да, Ростик, пойдем. — Немнод еще раз оглядел ошеломленного его просьбой мужичка. — Дел и вправду невпроворот.
Он больше ничего не сказал ни Армусу ни тем более каменщику. Просто шел, просто влился в работу, иногда помогал подсобникам, иногда поддерживал сколачиваемые опоры и леса вместе со столярами, а то и просто бил камень в размер или подносил уже готовые блоки. Да уж, они и вправду были мастера, «заклама» получалась прямо загляденье, небольшая ростовая ниша, точно по месту, где обычно расходится камень в старинном склепе. Клали камень умело с прослоем из песка, чтобы со стороны глушил звук, да снаружи, кто искать будет, не простучит полость пустую. Да и сверху по швам прослой песчаный, если пролить водой, он запах даже глушить будет. По уму делали, все просчитали, да и хитрость была немалая, по пословице: коли хочешь спрятать дерево, прячь его в лесу. Камень брали старый, от предыдущих мастеров, а уже в сторонке свежий выгоняли вверх, чтобы, значится, ежели бить заставят, в пустое место уткнулись. В старой-то кладке кто искать станет?
Минутка за минуткой, час за часом, но вскорости над горизонтом стал алеть рассвет, пока неверный, то ли да то ли нет, едва различимой полоской, но степенно набирающий силу, все разрастаясь и разрастаясь в, казалось бы, бескрайней тьме, щедро усыпанной горстью звезд.
— Все, будя! — Немнод дал отмашку усталым людям. — Давайте кашеварить, да бедовую ждать, сделано хорошо, остальное уже лишним будет.
Остальное будет лишним. Он невесело усмехнулся своим словам, оглядывая усталых людей. Все уже, страх ушел, труд внес усталость и какую-то толику отрешенности в сердца людей. Похоже, среди толпы даже об заклад биться стали, что же за птичка попадет к ним в руки, снося скромные барыши в руки гиганта Ростика, который за ночь дважды стесал свои кулаки об физиономии
— Идет! Идет кто-то! — загомонил народ, вскакивая со своих мест. Юноша тоже подскочил на ноги, сглатывая тревожный ком, подкативший к горлу.
— Тьфу ты, принесла его нелегкая! — сплюнул кто-то, когда разглядели неспешно подходящего к стройке и прихрамывающего Армуса. — Его-то что сюда несет?
— Дело, видать, какое. — Ростик встал за плечом юноши, расползаясь в улыбке. — Что скажешь, господин, будем пускать?
Тот лишь кивнул, не произнеся ни слова и наблюдая за приближающимся мужичком. Не пустым шел тот, в руках нес флягу резную, да непростой резьбы, Немнод сразу угадал причудливую вязь, схожую с носимым на руке браслетиком Адель. Что же он хочет? Весть несет какую? Ох, лишь бы не опозорил при людях, выдав их ночной разговор.
— Утра вам доброго, мастера. — Армус кивнул присутствующим. — Не за ради пустого трепа пришел, а замириться хочу, по совести. Прими в дар дружбы, лер Немнод Рах, сей мой подарок.
Юноша принял из его рук флягу, оценивая филигранную вязь, мастерски вырезанную по дереву, что ни говори, а Армус в этом лучший, таких рук во всем свете вторых не сыскать.
— Не держу зла иль обиды какой. — Парень кивнул, принимая дар. — Только пока заказ не сделаем этот, не подходи к нашей семье. Ну а как срок выйдет, так милости прошу назад.
Армус долго и пронзительно зацепился взглядом за лицо своего молодого господина, задумавшись о чем-то и не решаясь сказать ни слова.
— Так, значит, так. — Наконец кивнул он. После чего, как-то замысловато склонив голову еще раз кивнул. — Все сделаю по твоему слову, как говорил, говоришь и будешь говорить, негоже, коли между нами вражда встанет.
Предупредил! Ну шельмец, ух! Немнод сам от себя не ожидал подобной радости, словно груз пудовый с плеч сняли. Он чуть не кинулся обнимать этого избитого им же самим мастера. Но сдержался и, кивнув тому на прощание, развернувшись, ушел к костру, где его ожидал припозднившийся ужин за минувший день с ночью.
Потянулось время, уставшие, издерганные и нервные, они каждый раз вздрагивали, завидев где-нибудь в отдалении чью-то фигуру. Солнышко уже поднялось, лучисто улыбаясь угрюмым и что-то совсем не радостным людям, в напряжении ждущих чью-то большую беду. Час-другой, вот уже и растаяли совсем утренние тени, час, еще один, и не осталось утренней свежести, а воздух стал наполняться звенящей в этот погожий день жарой небесного светила приближающегося полдня.
— Идет!
— Кто-то идет!
— Смотрите, и впрямь к нам!
— Боги, помилуйте!
По рядам побежал шепот, народ подобрался, а Ростик и ряд мужиков сместились чуть в сторону, беря в руки веревку и плотный мешок. Лер, пряча пробившие дрожью руки, за спину, так же со всеми поднялся встречать гостя, с трудом сглатывая неожиданно ставший тяжелым воздух. Уже можно было различить легкую женскую фигурку, спешащую напрямик через поле к холму, на котором и возвышался старый приземистый склеп. Быстро идет, взметая подолы юбок, тонкая станом, но еще не разглядеть. Кто же ты? Выбило сердце вопрос, не в одной груди щемящей болью сжимая душу.