Месть

Куинтон Фрэнк

Вот это вполне могло служить объяснением.

Они остановились у большого, специального выпуска "ролса", ожидающего у входа в фойе. Все как-то неожиданно быстро решилось само собой.

Водитель распахнул дверцу перед мэром, и его милость пригласил Бернарда занять переднее место.

– Джордж, домой, пожалуйста, - приказал он.

Пол погрузился в пышное мягкое сиденье с широким подлокотником. Он обожал роскошь.

Чуть слышно по радио звучала оркестровая музыка. Мэр предложил артисту небольшую,

но дорогую сигару.

Неожиданно для самого себя, Бернард поддался искушению.

Он сидел в роскошном автомобиле, великолепные фары которого излучают мощный сияющий свет на живую изгородь вдоль дороги. Машина мчит его к вкусному обеду в большом комфортном особняке. Можно откинуться назад и насладиться движением.

Правда, у него был один вопрос, который ему очень хотелось задать, но он не осмеливался - остался ли в глубине сада тот уютный бассейн? Или Пол засыпал его, чтобы предать забвению тот случай, когда он неожиданно вернулся из Лондона и застал Эллу и Бернарда купающимися в бассейне обнаженными?

Пол снял цепочку, спрятал медальоны в отделанный бархатом футляр и убрал его в карман.

– Ну и ну! Вечер очень душный, - произнес он.
– Не искупаться ли нам в бассейне перед обедом?

Бернард смущенно поежился.

– В бассейне?
– спросил он.

– А где же еще?
– улыбнулся Пол.
– Я в нем многое изменил с тех пор, как ты видел его в последний раз. Современный кафель, скрытое освещение - славный такой бассейн.

Автомобиль плавно подкатил к извилистой подъездной аллее и остановился перед домом эпохи короля Георга.

Дом был освещен изнутри, и сквозь высокие окна Бернард увидел старинную, восемнадцатого века, лестницу, спускающуюся вниз с четвертого этажа.

Ее украшенная завитками металлическая балюстрада была декорирована листьями стелющегося растения и выходила в простор холла с полом, покрытым белым мрамором.

Холл был освещен мавританской лампой, отбрасывающей таинственные тени на античную статую.

Пол вынул из кармана большой ключ от входной двери, и Бернард изумленно на него уставился.

– У тебя нет слуг?

– Мэри, повар-экономка, уехала на уикэнд, а та, что приходит днем, заканчивает в пять часов.

Бернард покрылся испариной.

И вдруг он услышал неумолчное, безутешное стрекотание кузнечиков, доносящееся отовсюду. Ему казалось, с каждой травинки, с каждого цветка, с каждой ветки дерева они говорили ему "не-делай-этого, не-делай-этого, не-делай-этого", когда он входил в дом.

Пол включил свет, и гостиная наполнилась розоватым светом. Он подошел к бару.

– Хочешь выпить?

Бернард кивнул.

Его приводили в смущение и замешательство воспоминания об этой великолепной лестнице, которая приглашала их в дом.

Если бы она могла ожить, она бы наполнилась громким пронзительным

смехом, смехом неверной жены, за которой он гнался вверх по этой лестнице в пустую спальню.

Но она милосердно молчала.

Пол поднес бутылку к свету и внимательно посмотрел на этикетку.

– Это тебе понравится, - сказал он.
– Калифорнийское, Пино Нуар, производство 1965 года. Я раздобыл его во время своей деловой поездки в Лос-Анджелес. Королевское вино.

Потом протянул бокал Бернарду.

– После купания выпьешь еще, если захочешь, - сказал он, ставя бутылку на место.

– А ты разве не выпьешь?

– Конечно, выпью. Я люблю джин с тоником.
– Пол налил себе понемногу того и другого.

Он улыбнулся.

– Я вспоминаю, как ты однажды сказал, что джин с тоником это не напиток.

Они чокнулись.

– Я думаю, что ты можешь назвать меня не муж, - добавил он. Вот оно! Первое упоминание о прелюбодеянии. И сказано оно было как бы между прочим, так что даже несколько приободрило Бернарда, когда он заговорил.

– Я хотел бы объяснить тебе...

Пол прервал его, махнув рукой.

– Не будем трогать прошлое, - сказал он.

Бернард закрыл глаза и кивнул в знак согласия. С точки зрения лотки это было неправдоподобно, но, возможно, вполне понятно.

Какое это было чертовски замечательное вино!

Пол отозвался на похвалу брата. Может быть, слегка перестоявшее. Но вряд ли в целом мире можно найти человека, любящего и ценящего удовольствия так, как Бернард.

Он глубоко восхищался хорошей едой, хорошей музыкой и, конечно, только хорошенькими женщинами. Сверхчувствителен к боли, любви,критике.

Столь высокие оценки заслуживали многого.

Хозяин оживленно потирал ладони.

– Ну, а теперь искупаемся. Плавки, полотенце и тапочки для купания ты найдешь в ящике шкафа в комнате для гостей. Поторапливайся, нас ждет угощение.

Бернард взглянул на него.

– Стручковый красный перец с жареным цыпленком?

Пол поднял руку в знак возражения.

– Не беспокойся, я знаю все, что ты любишь. Мне известны твои вкусы.

И вновь Бернард окунулся в воспоминания, когда поднимался по лестнице. Как будто она нашептывала что-то. Теплое, нежное, светлое...

Он поднялся и пошел по коридору с дубовым паркетом в комнату для гостей; сердце его учащенно забилось, когда он проходил мимо двери в спальню справа по коридору.

Затем он вошел в комнату и сразу стал искать зеркало. Привычка актера, которую он приобрел за время многолетней работы в театре. В алькове он увидел высокое зеркало на ножках и свое собственное отражение в нем. Это был человек сомневающийся, находящийся в нерешительности, мало того, не знающий ничего об истинных намерениях хозяина дома.