Местный обычай. Путь разведчика
Шрифт:
Она решилась сделать еще глоток бренди, наслаждаясь подаренным этим напитком ощущением тепла. Бренди не было для Эллианы привычным напитком — по правде говоря, она редко пила даже вино, — однако оно оказалось приятным. Она сделала третий глоток, немного больший, чем первые два.
— С вашего позволения, математик.
Это опять говорила Рема. Эллиана поставила рюмку и с изумлением и испугом воззрилась на тарелку, которую разведчица решительно поставила перед ней.
— Здешнее бренди очень крепкое, — пробормотала Рема. — Вам захочется что-нибудь съесть, чтобы свести к минимуму его
Объявив свои распоряжения, разведчица отвернулась — и была волей-неволей втянута в оживленный спор, начавшийся на другом конце стола. Поскольку менее половины реплик звучало на лиадийском — и ни единой на торговом, — Эллиана быстро потеряла нить разговора и невольно вынуждена была сосредоточить свое внимание на своей пугающе полной тарелке.
Клан Мицел держал очень простой стол, а Эллиана не претендовала на светскость своего старшего брата, чтобы постоянно есть в лучших ресторанах. Среди закусок, которые ей положили, она смогла более или менее уверенно опознать сыр, свежие овощи и тонкий ломтик фруктового хлеба. Все остальное осталось тайной.
Ну что ж, сказала она себе, еще несколько коротких мгновений назад бренди тоже было тайной, однако знакомство с ним оказалось очень приятным.
По правде говоря, бренди раскрывало все больше чарующих свойств. Она не только согрелась, но и, что было довольно мило, отключилась от реальности, словно страхов, изгнавших ее из Кланового дома Мицела считанные часы тому назад, почему-то больше не существовало. Она вздохнула и взяла совершенно незнакомый кусочек, с охотой раскусывая его. На самом деле ей потребовалось совсем немного времени на то, чтобы очистить свою тарелку от всех ее чудесных тайн. Наевшись, Эллиана откинулась на спинку своего стула, время от времени отпивая чуть-чуть бренди, и стала сонно наблюдать за своими сотрапезниками, не обращая внимания на их разговор даже в те минуты, когда они переходили на понятный ей язык.
Ей вдруг пришло в голову, что она чувствует себя непринужденно. Это состояние она смутно помнила по детству, когда была жива ее бабушка, пока Ран Элд Кэйлон еще не открыл способа победить самую опасную свою сестру.
«Кажется, — подумала Эллиана, разрешив себе еще один глоток, — что я могла бы очень полюбить бренди».
— Уже согрелись, математик?
Это говорил Вар Мон. Она повернулась к нему и откинула волосы назад, прямо встретившись с ним взглядом.
— Совсем согрелась, благодарю вас, — вежливо ответила она — и увидела, как его большие карие глаза вдруг открылись еще шире.
Не успела она этому удивиться, как он встал и отступил назад, адресовав ей легкий поклон.
— Вы не пройдетесь со мной? Прогулка по казино под руку с вами не может не быть поучительной.
А почему бы и нет? Такую возможность посмотреть, как область ее изучения работает в полевых условиях, не следовало легкомысленно отвергать.
— Конечно.
Поставив свою рюмку, она легко поднялась на ноги. Ее мышцы, не обремененные страхом, двигались с чудесной легкостью. Некое незнакомое, разбуженное бренди чувство сказало ей, что Рема тоже встала — и она чуть было не улыбнулась ее продолжающейся обеспокоенности разведчика.
Интересно, знает ли Рема о целительных свойствах бренди?
Эта мысль должна была бы вызвать тревогу, однако Эллиана позволила этому чувству испариться и пошла с Вар Моном через ресторан, к первому игорному залу.
Серебристого света луны было больше чем достаточно для того, чтобы обладающий прекрасным зрением разведчик смог находить дорогу на знакомых ветвях Дерева.
Постоянный подъем, длившийся десять минут, привел его на деревянный помост, крепко установленный между тремя толстыми ветвями. Даав устроился на нем, привалившись спиной к одной из ветвей и осторожно подобрав под себя ноги. Они с Эр Томом построили это убежище в детстве, две дюжины лет тому назад. Тогда этот помост казался просто огромным.
Он откинул голову на теплое дерево и вздохнул. Словно откликнувшись эхом, ветерок шевельнул ветки вокруг него. Что-то с резким стуком упало на доски у его руки. Он поднял упавшее — орех.
— Спасибо, — тихо сказал он Дереву, вскрыл кожуру, сломав скорлупу пальцами и почтительно съев сладковато-мягкую сердцевину.
— О боги!
Он закрыл глаза и перестал сдерживать слезы. Здесь никто — и ничто, — кроме Дерева, не увидит, что он плачет.
Его скорый брак — это был лишь самый малый источник боли. Пусть леди мелочна и жадна, и ценит в нем только его высокое положение, иного он и не ожидал. От нее нужно было одно: чтобы она родила здорового ребенка. Если она окажет ему эту единственную услугу, то он с радостью даст ей все драгоценности и дорогие побрякушки, которые она только пожелает.
Его собственного ребенка, которого он мог бы обнимать, согревать и лелеять. Этот образ наполнил его такой сильной тоской, что его почти замутило от неисполненного желания. Его собственного ребенка, на которого можно было бы изливать всю любовь, которая грозит перекиснуть из-за того, что заперта у него в сердце. Собственного ребенка, который мог бы заменить ту любовь, которой его лишил союз Эр Тома с его спутницей жизни… Нет!
Эр Том не стал любить его меньше, и к этой опоре добавилась еще и искренняя привязанность Энн, не говоря уже о несдержанной теплоте Шана, наследника Эр Тома. Одиночество Даава не было порождено тем, что Эр Том от него отдалился, и его спутница жизни ничем его не обидела. Истина была гораздо более печальной.
Здесь, прислонившись к мощной ветке Дерева, Даав признался себе в том, что завидует счастью брата — и немного поплакал из-за того, что не может стать достойнее и воспринимать счастье брата как свое собственное.
Слезы быстро кончились, потому что он был не из тех, кто часто плачет, и он остался сидеть, прислонившись к Дереву. Его разум был открыт и ни на чем не сосредоточен.
Негоже, чтобы новый ребенок принял на себя обузу в виде всей любви Даава. Если он обнаружит, что из него получается настолько плохой родитель, ребенок будет немедленно передан на воспитание Эр Тому, чтобы там его любили и приучали к дисциплине умеренно.