Место для журавля
Шрифт:
— Да вы что, с ума сошли? — железнодорожник повысил голос. — Я везу особо ценный груз. У меня жатки, понимаете? Жатки!
— Механик! — обернулся Иволгин. — Двух бойцов к паровозу. Без моего приказа ни с места. — И, обращаясь к начальнику станции, скомандовал: — Немедленно освободите две последние платформы. Людей размещайте по вагонам.
— Что вы делаете? — бросился к нему железнодорожник. — Это самоуправство! Меня… нет, вас… Вы понимаете, что за это бывает?!
Летчик не обращал на него внимания. Грузовики, тяжело переваливаясь по свежему пепелищу, подъехали к хвосту поезда. Загрохотали откидываемые
— Вы трус, паникер! — закричал железнодорожник. — Я на вас жаловаться буду!
У Иволгина резко обозначились скулы. Пристально глядя на железнодорожника, он дернул ремешок кобуры и потянул из неё пистолет. Железнодорожник замолчал и попятился.
— Ты что, Алексей Иванович, опомнись, — задержал руку Иволгина механик и, повернувшись к подбежавшему старшине, резко бросил:
— Уберите куда-нибудь этого дурака.
Эшелон тронулся. Женщины и дети, еще не до конца осознавшие, что принесло им сегодняшнее утро, махали руками остающимся мужчинам. Те стояли молча, горящими глазами вглядываясь в родные лица. Вдруг высокий мужчина шагнул вслед поезду и громко крикнул:
— Нюра, расскажи детям обо мне! Расскажи, когда подрастут!
Женщины сначала замерли, а потом разом заголосили. Плачу матерей стали вторить и дети.
Иволгин сидел на подножке автомобиля, провожая взглядом проплывавшие мимо поля, рощицы… Своим ходом улететь не получилось: ждать, когда подвезут горючее, было некогда. Да и подвезут ли? С каждым часом масштабы грянувшей беды виделись все большими… «Как-то все обернется?» — думал Иволгин. Одно он твердо знал: по приезду в столицу сразу же подаст рапорт о переводе в действующую армию… Поезд прогрохотал по мосту через неглубокую речушку.
— Воздух! — раздался крик старшины.
Иволгин поднял глаза. Горизонт был усыпан мелкими черными оспинами. Они увеличивались.
Первые бомбы упали далеко в стороне, испятнав грязными воронками зелень луга. Следующие — легли в цель. Паровоз с несколькими вагонами понесся дальше на восток, остальные еще минуту-две продолжали путь, потом остановились. Под рычание авиамоторов с диким воем неслись к земле бомбы. Охваченные пламенем, стали рушиться под откос платформы. Во все стороны, спасаясь от разрывов, побежали женщины и дети, но низко летящие самолеты стреляли и стреляли в беззащитных людей.
Иволгин, в очередной раз перезаряжая свой пулемет, увидел эту страшную картину.
— Что же они делают? — закричал он и бросился к своему самолету. С помощью механика и охраны быстро был сорван маскировочный чехол, и самолет по доскам спущен на землю.
— Алексей, — механик пытался отговорить Иволгина, — у тебя мало бензина. Да и боезапаса — сколько осталось? Израсходовал в прошлом бою.
— Не могу, — махнул летчик в сторону луга, по которому метались женщины и дети, — я должен их спасти.
Двигатель взревел, набирая обороты. Самолет задрожал и, подпрыгнув, растворился в воздухе.
«Юнкерсы» осатанели вконец. Они перестали стрелять и, перейдя на бреющий полет, старались достать колесами бегущих по лугу людей.
Вдруг чем-то ударило в одну гитлеровскую машину, в другую, в третью… Было видно, как летчики оглядывались, пытались определить, что по ним бьет. Близкие пулеметные очереди… Откуда? Бомбардировщики, дымя,
Еще минуту-другую были слышны моторы улетающих самолетов, потом на луг опустилась тишина.
Лев Кокин
Дядюшка Улугбека
В туристской группе было одиннадцать человек; не знаю, достаточная ли это причина, чтобы застрять на Приюте одиннадцати. Как бывает в горах, откуда ни возьмись с только что ясного неба повалил снег, задуло, замело, запуржило… а тут, словно по заказу, просторная непродуваемая палатка. Ощущая себя везунчиками, баловнями судьбы, мы расположились с удобствами, плотно и вкусно поели и потом, в ожидании погоды, стали коротать время, само собой, за разговорами. Вспоминали случаи к месту, занимательные истории, дошло по обыкновению до анекдотов. Народ собрался образованный и смешливый, один анекдот цеплял за другой, как будто бы в альпинистской связке, потянулись сериями… И сами не заметили, как повернуло всерьез: что такое есть национальный характер, чем диктуется — происхождением, воспитанием, кровью и памятью, наследственностью или наследием… В общем, биологией или социологией. Однако в отвлеченностях не смогли долго дышать. Сосредоточились на примере: а что будет, если усыновить? Ребенка, понятно…
— А хоть кроманьонца! — горячился убежденный противник наследственности, социолог. — Поелику антропологи утверждают, что за прошедшие от позднего палеолита десятки тысячелетий человеческий вид практически не изменился, несомненно, вырастет тот, кого воспитают!
— Так где ж его взять, кроманьонца?! — усмехнулся по этому поводу большой поклонник генетики математик.
Оппонент не смутился:
— Да хоть в Арктике откопайте, в мерзлоте, как знаменитого мамонтенка!
Тут вмешался в спор самый, пожалуй, вежливый из всей нашей группы товарищ, обходительный, мягкий, интеллигентный, он пользовался общей симпатией. Не первый год вместе ходили, всегда отправлялся вдвоем с женой, не менее, надо сказать, симпатичной: образцово-показательная была пара, трудно не залюбоваться. На этот раз половина пропускала сезон, по причине вполне уважительной: стала мамой.
— Между прочим, — сказал этот наш молодой папа (назовем его ну хотя бы Сергеем), — по интересующей вас теме располагаю некой информацией. Достоверной. Позвольте одну историю, надеюсь, жалеть о потраченном времени вам не придется. Только должен заранее предупредить. Длинная, не расскажешь в два счета…
— А нельзя предварительно резюме? — поинтересовался физик.
— Между предисловием и изложением? Это идея! — охотно поддержал его кто-то.
— Нет, коллеги, если уж слушать, так все по порядку, — наш милый Сергей проявил твердость.
— А куда, собственно, торопиться?..
Кому, как не математику, рассуждать так трезво; и все прислушались к завыванию ветра, от которого отгораживали одни лишь тонкие стенки палатки… да обещанная Сергеем история.