Место для журавля
Шрифт:
— Был на охоте.
— Вы замечательный человек, Максим. Чувствую, вам можно довериться полностью. Вы не пытались заручиться поддержкой своего начальства, действовали сообразно сложившимся обстоятельствам. Похвально. Через полчаса вы поймете все. Войдите в бункер. Большой Рут ждет.
— Кто такой Рут?
— Робот. Он ждет вас.
Повинуясь нетерпеливому жесту ученого, майор Крутов вошел в бункер. Двери за ним закрылись, погас свет. Впереди щелкнуло. Откуда-то сверху опустилась светящаяся синим светом мантия. На ней ясно обрисовались контуры гор. Майор сделал вперед шаг — другой и оказался
Широк Боом. В том месте, где расположились охотники, меж гор, считай, не менее шести километров, но воздух настолько чист и ясен, что в сизой полумгле ночи, под самыми звездами, видны далекие вершины.
Нечто огромное, темное пронеслось над горами, описало в небе гигантский полукруг и зависло у далекой вершины. На мрачные изломы ущелья опустились три световых столба. Из темно-серого чрева странного объекта, как пчела из улья, вылетел серебристый шар. Он приближался к лагерю по странной зигзагообразной траектории. Крутов не решался вызвать товарищей из палатки, опасаясь за их жизнь. «Что это? Шаровая молния? — думал он. — Но тогда лишняя суета в лагере, возможная паника могут спровоцировать ее разряд».
Приблизившись к человеку, шар раскрылся на две мерцающие полусферы. Гибкая прозрачная мантия мгновенно окутала человека и втянула его в нижнюю полусферу. Спустя секунду Кругов почувствовал, что летит.
Оболочка шара совершенно прозрачна. Майор видел, как под ним проносились ребристые скалы, деревья, в черном разломе ущелья промелькнула светлая нить ручья.
Шар опустился рядом с объектом. Опустился с такой мягкостью, что майор Крутое не почувствовал ни единого толчка. То, что произошло в следующий момент, было не менее поразительным. Верхняя полусфера отделилась от нижней, сдвинулась под объект, увлекая за собой мантию. Мантия развернулась подобно экрану в кинотеатре. На экране возникли очертания объемных предметов. Казалось, кто-то невидимый лепил из нестойкой светящейся массы нечто понятное человеку. Затем все перемешалось. Экран расцвел микромолниями и майор Кругов увидел перед собой юношу в серебристо-блестящей одежде.
— Кто ты? — спросил Крутое.
— Я — посланец разума планеты Эль. Время. Спрашивай.
— Где находится планета Эль? Почему контакты с землянами столь необычны?
— Планета Эль в центре Галактики. Используем энергию квазаров, — глаза юноши вспыхнули желтым огнем. — Нас много… Разум един! Един ли разум землян? Энергия вашего разума предельна. Опасаемся.
— Опасаетесь Чего?
— Разрушения. Материя бесконечна. Бесконечно повторение систем разумной жизни. Но разум должен быть един.
Майор Крутов задумался. Краткие до автоматизма ответы настораживали.
— Землянам свойственно самоуничтожение, — бесстрастно заявил робот.
— Нет. Людям свойственно созидание. Но у нас возникли проблемы: перенаселение, загрязнение экологической среды, истощение жизненно важных ресурсов, угроза войны.
— Война — уничтожение разума. На планете Эль войн нет. Смысл разума, его бессмертие — в познании миров. Самоуничтожение — предел развития гуманоидов.
Майор Кругов заметил, что экран потускнел. Фигура робота расплылась.
— Разум должен
Обратный полет майора Крутова был столь же стремителен и закончился так же благополучно.
И вот он уже стоит рядом с палаткой, где спят его товарищи.
…Внезапно над майором Круговым вспыхнул яркий неоновый свет. Двери бункера раскрылись. На пороге появился Лазарев.
— Идите за мной, Максим, — устало произнес он. — Теперь мы можем поговорить. Прошу.
Потрясенный до глубины души Кругов последовал за ученым. Они вошли в маленький уютный кабинет, обитый коричневой кожей. Лазарев закрыл дверь. Стало так тихо, что майор услышал тиканье своих наручных часов.
— Спрашивайте, — предложил Лазарев, усаживаясь за рабочий стол.
— Прежде чем спрашивать, позвольте, я расскажу обо всем, что со мной произошло.
Лазарев слушал молча, казалось, был погружен в свои раздумья, но как только рассказчик умолкал, он поднимал голову и требовательным взглядом заставлял продолжать рассказ.
Когда Крутов закончил, Лазарев поднялся из-за стола, сделал несколько шагов по кабинету и остановился там, где густая тень портьеры почти прикрыла его. Поглядев в его сторону, Крутов почувствовал леденящий озноб страха: в полумраке светились неистовым огнем огромные глаза.
— Ну? — произнес Лазарев.
Жалобно зазвенели хрустальные подвески люстры.
— Все так сложно. Непонятно.
— Создан электронный мозг, способный воздействовать на мышление людей. Когда вы вошли в бункер, электронный мозг пытался подавить энергию вашего разума, он уже находился под моим контролем. Я до предела уменьшил действие физических полей. Тогда робот использовал энергию вашего разума, воспроизводя понятное вам: серебристая одежда инопланетянина, серебристый шар, звездолет. Но тут же дал понять, что разум должен быть один, иначе человечеству грозит катастрофа. Физическое уничтожение.
— Он выступил в роли гуманоида…
— В роли властвующего разума… В начале эксперимента я пытался поставить все на свои места. Робот взбунтовался. Он, продукт моего мышления, взбунтовался.
— И тогда вы уничтожили чертежи и расчеты? Не их ли пытаются восстановить сейчас профессор и сотрудники института?
— Да! Но делают это под воздействием электронного мозга. Робот не смог разобраться в отношениях людей.
— Это так сложно?
— Робот может превратить человека только в робота. Пройдите по кабинетам, и вы убедитесь, что большинство сотрудников института спят. На них перестала действовать энергия физических полей, созданных электронным мозгом.
— Двери кабинетов непроницаемы для физических полей.
— Непроницаемы? — майор Кругов стремительно поднялся. Мысль, подсказанная Лазаревым, поразила его. — Непроницаемы, — машинально повторил он, прислушиваясь к доносившимся из коридора звукам. — Что там происходит?
— Что там происходит? — ученый коротко рассмеялся. — Настало время. Люди проснулись. Покинули свои «насиженные» места и направляются к выходу.
Майор вошел в кабинет Шапшева. Профессор продолжал сидеть в своем кресле. Увидев майора Крутова, он принял гордую осанку, но в глазах, где-то глубоко, сквозил страх.