Место, которое есть
Шрифт:
— Ясно-ясно. — бросаю я, входя в двери, уже скрывшемуся от взора за моей спиной клону, и думаю о том, что слепые женщины являются спасением для меня, так сильно охотливого до эстетического наслаждения.
Сегодня в «Тузе» достаточно многолюдно. Опишу немного обстановку. После того, как входишь, сразу видишь длинный ряд круглых деревянных столов, каждый из которых прибывает в компании трех стульев. Немногие из них пустуют, большинство же занято всяким сбродом: проститутками, жульем, алкоголиками. Чуть дальше находится барная стойка, за которой бегает пара каких-нибудь умственно отсталых с болезнью Паркинсона. Как только они могут работать в этом месте?
По правую же стороны от сидящих спиной ко входу посетителей
Я подошел к бармену и заказал бутылку самого лучшего виски. Жаль, что я никогда не попробую этот напиток, купил же его только для того, чтоб проходящие красавицы, если, конечно, таковые найдут среди зрячих, знали, что деньжата у меня водятся. Это их знание будет хорошим предвестником того события, что сегодняшнюю ночь я проведу не в одиночестве. Деньги решают все! Как там любили раньше говорить? «Да здравствует капитализм!», кажется.
Сидеть в «Тузе», когда тут многолюдно, очень даже интересно, если в наблюдателе есть хоть что-то от естествоиспытателя или, на крайний случай, от художника. Например, за столиком, находящимся прямо передо мной, сидит какой-то непомерно толстый парень лет 30 и писклявым голосом разговаривает с крайне отвратительной горбуньей. Я знаю, что последняя проститутка, и знаю, что толстый парень тоже это знает — именно поэтому он сейчас сидит и пытается наладить с ней достаточно близкий для дешевого секса контакт. Она непреклонна и ведет себя крайне высокомерно, сознавая свое превосходство и власть над этим разъеденным похотью пареньком. Он ей говорит, что она очень красива, а горбунья в ответ называет его «жирным ничтожеством» и смеется. Известные мне идеи великого и славного капитализма подсказывают моему рассудку, что если бы эта глыба жира предложила проститутке за ночь хотя бы в два раза больше, чем ей предлагают обычно, то горбунья величала бы толстяка не иначе как «мой господин».
Я поворачиваю голову направо и вижу за другим столиком безногого старика. Он один, и ему ничего не надо, кроме находящихся перед ним бутылки с водкой и крохотного кусочка какого-то мяса, а также его кресла на колесах. Его лицо так счастливо, когда он поедает пищу и глотает свой алкоголь. Да уж… У него есть все, кроме ног и отличной одежды. А у меня есть то, чего у него нет, но получается нет всего… как мне кажется. Я бы отдал ноги за желудок. И одежду отдал бы… Хорошо было б, если бы я сейчас мог махнуться баш на баш с этим бедолагой, но увы! И гребанные доктора даже за большие деньги не могут пришить мне чей-нибудь желудок или вставить какой-нибудь искусственный.
Я вновь поворачиваю голову в сторону толстяка и его пассии. В поле моего зрения попадает девица, сидящая за столом, который располагается сразу за сладкой парочкой. Она прекрасна — у нее есть и руки, и ноги, не скрюченные каким-нибудь странным заболеванием, кожа даже в полумраке помещения кажется очень гладкой, никаких иных увечий не видно. Может ее недуг относится к числу поражающих мозг? Плевать! Мне все равно, и это уж наверняка, предстоит подойти к ней и завести беседу — глядишь, что-нибудь да получится. Я встаю из-за своего столика и направляюсь к необычной девушке. По пути предстоит одна небольшая остановка, которая связана с моей, наверное, жалостью — внутри меня появилось желание дать
Я подсаживаюсь к заинтересовавшей меня даме и некоторое время сижу безмолвно. Спустя десять секунд молчания мне начинает казаться, что создавшаяся обстановка обретает черты какого-то нелепого курьеза. Неужели она меня не замечает? Но тут в голову мою вторглось воспоминание о том, что «механический» охранник сообщал о трех слепых женщина, коротающих досуг в просторах «Мира кровавого туза». Похоже, я нарвался на одну из них. Про себя я выражаю благодарность Богу за то, что Он ниспослал мне случай, и выражаю благодарность капитализму за то, что благодаря следованию его заветам, мне удастся воспользоваться этим самым случаем.
— Привет, прелестница! — говорю я весело, слегка наклонившись в сторону уха девушки, давая ей понять, что приветствие обращено именно к ней. Она слегка вздрагивает, будто одернутый неожиданным толчком мечтатель, унесшийся при помощи своего воображения в неведомые места, затем же слегка поворачивает свою голову, украшенную длинными черными волосами в сторону источника звука, то есть меня. Я изучаю ее красивое лицо, а она, кажется, пытается догадаться, кто ее потревожил. Видимо решение этой поистине фантастической головоломки ее мозг найти не смог, и по этой причине ее уста разомкнулись, дабы вымолвить следующее:
— Привет. Кто ты?
— Я? — риторически веселым тоном вопрошаю я. — Я тот, кто увидел тебя впервые и сразу же стал твоим поклонником.
— А-а. — вяло реагирует она на мою не лишенную лирики фразу. — Значит, не знакомы мы с тобой. Ну и чего надо?
— Всего лишь разрешения находиться рядом с тобой и беседовать.
— Кажется, в какой-то мере ты получил все это и без разрешения. Если попросишь разрешения на продолжение, то получишь отрицательный ответ.
— Сурово. — чуть более серьезной интонацией говорю я; в таким ситуациях серьезность нужна, ибо дамы очень чувствительны к изменениям в тоне и манере речи: при помощи всех этих перепадов ими можно управлять. — Отказ окончательный и бесповоротный?
— Не знаю пока точно. Скука надоела, а ты таким скучным сразу показался. «Привет, прелестница» — что за дурацкие слова?
— Ясно. — вновь сделав голос повеселее, молвлю я, давая ей как бы понять, что вновь обрел до этого уже утраченную надежду на коротание вечера в ее компании. — Я, признаться, тоже часто скучаю. Все, вроде бы, радоваться должно: мир как-никак не так уж и жесток ко мне, да вот только чувствую, что многого я лишен, причем кажется мне всегда, что именно мой удел самый тяжелый.
— Да уж. — протянула моя собеседница, а потом из гортани ее вылетел легкий смешок. — Какие паршивые вещи говоришь! Вот это-то мне все уже давным-давно и надоело. От таких как ты вся скука. Дельного ничего даже сказать не можешь, что уж там о серьезных действиях говорить…
— Какие-то странные мотивы в словах твоих слышу. Что-то до боли знакомое. — сказал я, и в самом деле почувствовав, что ее слова мне что-то смутно напоминают. — Ну да ладно, все это не так уж и важно. Вернусь я, пожалуй, к чувствам своим.