Место назначения неизвестно
Шрифт:
– Это не так невероятно, как кажется. Понимаете, я сочувствую идеям, о которых вы только что говорили, – насчет нового мирового порядка, когда научные секреты становятся достоянием всех наций. А учитывая мои волосы – здесь ведь ожидали рыжеволосую женщину моих лет, – я решила, что смогу с этим справиться. Мне казалось, что стоит попытаться…
– Да, – промолвил Беттертон, скользнув взглядом по голове Хилари. – Волосы у вас точно как у Олив.
– К тому же ваша жена так просила передать
– Да-да. Что за сообщение?
– Чтобы вы были очень осторожны, так как вам грозит опасность со стороны человека по имени Борис.
– Борис? Вы имеете в виду Бориса Глидра?
– Да. Вы его знаете?
Беттертон покачал головой:
– Я никогда его не встречал, но слышал его имя. Он родственник моей первой жены.
– А почему он опасен?
– Что? – рассеянно переспросил Беттертон.
Хилари повторила вопрос.
– Ах это! – Казалось, он вернулся издалека. – Не знаю, почему Борис Глидр может быть опасен для меня, но, по отзывам, он в самом деле опасный тип.
– В каком смысле?
– Ну, он один из этих полоумных идеалистов, которые с радостью прикончат половину человечества, если им по какой-то причине это покажется полезным мероприятием.
– Да, я знаю эту категорию.
Хилари и вправду так чувствовала, хотя не понимала почему.
– Олив видела его? Что он ей сказал?
– Не знаю. Это все, что она мне сообщила. Да, она еще добавила, что не могла этому поверить.
– Поверить – чему?
– Откуда мне знать? – Поколебавшись, Хилари сказала: – Поймите – она ведь умирала…
Лицо Беттертона исказила судорога боли.
– Да, конечно… Со временем я привыкну, а сейчас не в состоянии это осознать. Но меня озадачивает история с Борисом. Какую опасность он может здесь представлять для меня? Если Борис видел Олив, значит, он был в Лондоне?
– Очевидно.
– Тогда я ничего не понимаю… А впрочем, какое это имеет значение, если мы заперты в этой чертовой организации в окружении бесчеловечных роботов!
– Мне здешние служащие тоже показались такими.
– А выбраться отсюда мы не можем! – Он ударил кулаком по бетону.
– Вовсе нет, – возразила Хилари.
Беттертон изумленно уставился на нее:
– Что вы имеете в виду?
– Мы найдем какой-нибудь выход.
– Девочка моя, – презрительно усмехнулся Беттертон, – вы понятия не имеете, с чем вам придется иметь дело.
– Во время войны люди бежали и из худших мест, – настаивала Хилари. Она не собиралась впадать в отчаяние. – Рыли туннели или придумывали что-нибудь еще.
– Как вы сможете прорыть туннель в скале? И куда? Кругом пустыня.
– Значит, это будет «что-нибудь еще».
Беттертон посмотрел на нее. Хилари улыбалась
– Вы необыкновенная девушка! Похоже, вы уверены в себе.
– Всегда существует выход. Конечно, понадобится время и тщательное планирование.
– Время! – Беттертон снова помрачнел. – Именно этого я не могу себе позволить.
– Почему?
– Не знаю, сможете ли вы понять… Дело в том, что я не в состоянии выполнять здесь свою работу.
Хилари нахмурилась:
– О чем вы?
– Не знаю, как вам объяснить… Я не могу работать. Не могу думать. Для моей деятельности необходима высочайшая степень сосредоточенности, ведь она в значительной мере… ну, творческая. А прибыв сюда, я утратил стимулы. Все, что я в состоянии делать, – это рутинная работа, которую может выполнять любой начинающий ученый с грошовым жалованьем. А ведь меня привезли сюда не для этого. Им нужно что-то новое, а я на это не способен. И чем больше я нервничаю, тем меньше я годен для чего-нибудь стоящего. Это сводит меня с ума, понимаете?
Хилари понимала. Она припомнила замечание доктора Рюбека о примадоннах и ученых.
– Если я непродуктивен, то какой толк от меня подобной организации? Они меня попросту ликвидируют.
– Не может быть!
– Еще как может. Эти люди не сентиментальны. До сих пор меня выручала пластическая хирургия. Они делают это постепенно. Естественно, человек, постоянно подвергающийся небольшим операциям, не может как следует сосредоточиться. Но теперь с этим покончено.
– А зачем вам вообще делали эти операции?
– Ради безопасности – моей безопасности. Их делают людям, которые находятся в розыске.
– Значит, вы тоже в розыске?
– А вы не знали? Полагаю, об этом не сообщалось в газетах. Возможно, этого не знала даже Олив. Но я в розыске – можете не сомневаться.
– За государственную измену? Вы хотите сказать, что продали им атомные секреты?
Беттертон отвел взгляд:
– Я ничего не продавал. Я просто сообщил им все, что знаю, – по своей воле. Ведь одно из условий организации – раскрытие всех научных тайн. Неужели вы не можете понять?
Хилари могла. Она могла понять, почему это делает Энди Питерс, почему Эрикссон с его глазами фанатичного мечтателя предает свою родину с охотой и энтузиазмом.
Но ей трудно было представить в этой роли Тома Беттертона. Хилари сознавала, что это свидетельствует об огромной разнице между Беттертоном, прибывшим сюда несколько месяцев назад полным энтузиазма, и теперешним Беттертоном – нервным, опустошенным и смертельно испуганным человеком.
Словно подтверждая ее выводы, Беттертон с тревогой огляделся и сказал: