Место под солнцем. Борьба еврейского народа за обретение независимости, безопасное существование и установление мира
Шрифт:
В первой половине XX века демократический мир отступил от этого правила, и заплатил за свою ошибку страшную цену. Полученный урок был хорошо усвоен Западом, и поэтому во второй половине столетия западная политика строилась на принципе силового сдерживания агрессии. В начале века демократическим лидерам было трудно провести четкое различие между миром между демократиями и миром, сохраняемым посредством устрашения. Величайшие трагедии нашего века стали результатом этой диагностической ошибки. В 1925 году свободные государства Запада заставили все военные державы подписать Хартию Коллега-Бриана, которая объявляла войну вне закона вовеки веков. После этого многие демократические лидеры всерьез поверили в то, что им не придется более поддерживать военную мощь своих государств – ведь они ожидали такого же поведения со стороны подписавших Хартию диктаторов. И пока Италия и Япония, а затем и Германия, наращивали свою военную мощь, обеспечившую им впоследствии возможность приступить
Несмотря на то, что уродливая сущность нацизма была уже в достаточной мере очевидна, демократические страны продолжали ослаблять себя политикой умиротворения агрессора. Эта политика обеспечила нацистской Германии целый ряд политических побед: восстановление мощи вермахта, ремилитаризация Рейнской области, аннексия Австрии, захват Судетской области и оккупация Чехословакии. Каждая следующая победа укрепляла убежденность Гитлера в том, что Запад не решится на открытую конфронтацию с ним. Кроме того, в ходе этих успехов Германия получила в свое распоряжение огромные ресурсы, которые были использованы для обслуживания ее военной машины: 10 миллионов новых германских граждан, стратегические рубежи в центре Европы, естественные ресурсы, мощная промышленность (в том числе – современные военные предприятия). Все это было к услугам Третьего Рейха.
Однако важнее всего были психологические достижения Гитлера: одерживая бескровные победы над сильнейшими государствами мира, он снискал славу национального героя и завоевал сердца германцев (а также некоторых других народов, например – арабов). Образ непобедимого триумфатора парализовал внутреннюю оппозицию в Германии и лишил противников нацизма реальных политических позиций. На Нюрнбергском процессе немецкие генералы свидетельствовали, что в первые годы нацистского правления они намеревались свергнуть Гитлера, опасаясь, что он навлечет на Германию катастрофу. Однако победы фюрера заставили их понять, что им не удастся убедить немецкий народ в собственной правоте, и военные вынуждены были на время отказаться от идеи путча [433] .
433
\2 Shirer, Rise and Fall, pp. 556-57.
Когда после падения гитлеровского нацизма в Восточной Европе и иных регионах мира утвердился сталинский коммунизм. Запад был исполнен решимости избежать повторения трагических ошибок прошлого. Демократические страны поспешили создать военный блок НАТО, который обеспечил им защиту от коммунистической экспансии. Американская стратегия сдерживания, остававшаяся в силе со дней Трумэна до окончания второй каденции президента Рейгана, поддерживала систему оборонительных альянсов вдоль всей линии границ коммунистической империи. Эту политику неоднократно объявляли чрезмерно жесткой и воинственной; американцев обвиняли в том, что они провоцируют конфликты и подрывают основы мирного сосуществования. Но, в действительности, дело обстояло прямо противоположным образом: созданные под эгидой США военные альянсы и, прежде всего, блок НАТО были фактической реализацией идеи "всемирной федерации свободных государств", выношенной еще Иммануилом Кантом.
Военно-политический союз демократического мира обуздал агрессивные поползновения деспотических режимов и остановил коммунистическую экспансию в 50-е годы. В последующие два десятилетия холодная война превратилась в бесплодную борьбу за контроль над форпостами в Третьем мире. В 80-е годы жесткая политика США окончательно убедила советских лидеров в том, что им не удастся одолеть Запад, и лишь тогда Кремль действительно пришел к выводу о необходимости мирного сосуществования. В конечном счете, советская империя рухнула, не выдержав экономического и технологического (в том числе – военного) соревнования с Западом. Исторический урок XX столетия ясен: капитуляция перед угрозами деспотических режимов увеличивает опасность возникновения войны, а твердое противостояние натиску диктатур способствует сохранению мира.
***
После развала коммунистической системы и демократизации европейских республик бывшего советского блока "мир между демократиями" пришел на место "миру посредством устрашения" во взаимоотношениях между Западной и Восточной Европой. Аннулирование Варшавского договора вызвало соответствующие изменения в структуре блока НАТО. Сегодня приходится слышать предложения о превращении НАТО в более политический, нежели военный союз и о приеме в НАТО государств Восточной Европы. Более того, вялотекущие некогда переговоры о сокращении стратегических вооружений получили стремительное развитие после падения коммунизма в России. Встав на путь демократизации, Россия не нуждалась более в поощрениях для того, чтобы отказаться от значительной части своей избыточной военной мощи.
Ту же самую динамику можно было наблюдать во внешней политике Германии, и прежде всего – в ее отношениях с Францией, которая была основной соперницей Берлина с начала XIX столетия. С 1806-го по 1945 год Германия и Франция воевали четыре раза; их войны превосходили по своим масштабам все остальные европейские конфликты (походы Наполеона, франко-прусская война и две мировые войны в XX веке). Миллионы немцев и французов пали на полях сражений. Граница между двумя странами была усеяна укреплениями и изрыта траншеями; по обе ее стороны были сосредоточены крупные воинские силы. Сегодня это открытая граница, почти не видимая постороннему взору. Очень часто данный пример приводят в качестве доказательства того, что установление прочного мира возможно даже между заклятыми врагами. Однако при этом обычно забывают задать важнейший вопрос: когда именно стало возможным поддержание такого мира между Германией и Францией? Лишь тогда, когда на смену последнему деспотическому режиму в Германии пришло демократическое правительство. Только это обеспечило возможность демонтировать приграничные укрепления и отвести войска от границы.
Эта ситуация будет оставаться неизменной до тех пор, пока демократическому правлению в Германии ничто не угрожает. Но если немецкая демократия ослабнет, как ослабла некогда хрупкая и нерешительная Веймарская республика, то над Европой, да и над всем человечеством снова нависнет угроза разрушительной войны. Германия – отнюдь не исключение. То же самое было сказано выше о России; то же самое можно сказать о Японии, Корее и о всякой иной стране с деспотическим прошлым и привлекательным экономическим, а следовательно, политическим будущим. Точно так же, от успеха демократизации зависит, удастся ли освободившимся народам бывшего Советского Союза избежать перерастания своих националистических антипатий и территориальных претензий друг к другу в открытую войну как это случилось в Югославии. Если вместо демократий они породят авторитарные или диктаторские режимы, то вероятность эскалации межнациональных конфликтов резко увеличится.
В XX веке мы узнали, что существуют два совершенно различных способа установления и поддержания мира между государствами; выбор правильного способа зависит от того, какая форма внутреннего правления имеет место в той стране, с которой заключается мир. В отношениях между демократиями уместно полное примирение, доверие и всестороннее сотрудничество. Мир с диктаторскими режимами может быть заключен только с позиции силы и устрашения.
Сказанное выше вовсе не означает невозможности того или иного синтеза между двумя упомянутыми подходами. Так например, в отношениях с деспотическим государством может быть использован принцип "кнута и пряника". Но, в целом, приведенная нами формула верна и ей надлежит занимать центральное место в совокупности факторов, определяющих внешнюю политику государства. В сообществе демократических стран, прообраз которого виделся Канту во "всемирной федерации свободных народов", уместно стремиться к единовременному укреплению всех государств, поскольку, в перспективе, плодотворное сотрудничество сулит положительные результаты каждому из них. Такова принципиальная модель сотрудничества, царящая сегодня в отношениях между государствами Северной Америки и Западной Европы, причем мы можем надеяться на ее постепенное распространение в другие регионы мира.
Но в отношениях с деспотическими государствами надлежит придерживаться совершенно иной политики, поскольку уступки неизменно воспринимаются диктаторами как свидетельство слабости и побуждают их выступать со все новыми требованиями. Мирные отношения с диктаторскими режимами могут поддерживаться, в первую очередь, с позиции силы и устрашения, а для этого следует стремиться к усилению демократий и ослаблению диктатур.
Такова главная трудность, связанная с проблемой достижения мира на Ближнем Востоке: ведь Израиль является единственным демократическим государством в этом регионе. Ни в одной арабской стране нет действительно свободных выборов, нет свободы печати, нет гарантированной защиты гражданских прав. По сути дела, там в принципе отсутствует то, что на Западе принято называть "властью закона". В арабских странах не видно ни малейших признаков демократизации; напротив, в большинстве из них наблюдается устойчивая антилиберальная тенденция – в то самое время, когда к либерализму поворачиваются государства Восточной Европы, бывшие советские республики, многие страны Центральной и Южной Америки. Признаки демократизации можно увидеть сегодня даже в некоторых районах Африки, которые, казалось, навеки будут отданы во власть деспотического правления. Монголия и Албания, остававшиеся до недавнего времени самыми одиозными диктатурами, претерпевают стремительный процесс либерализации.