Место под солнцем
Шрифт:
В качестве печального комментария к темпам политической эволюции в арабском мире остается добавить, что даже спустя десять лет после того разговора, я не могу назвать подлинное имя моего знакомого дипломата и должен использовать псевдоним, дабы никто не догадался, о ком именно идет речь. В этой маленькой сценке, произошедшей в одном из тихих уголков Вашингтона, отражается история бесчисленных неудачных попыток заключить мирное соглашение в ходе арабо-израильского конфликта.
Умеренные стремятся к переговорам, но страшатся насилия со стороны радикалов. Это было тягостно, но вполне очевидно во время Мадридской мирной конференции и последующих дискуссий в Вашингтоне. В очередной раз мои израильские коллеги и я сам убедились в том, что даже самые разумные люди среди иорданцев и ливанцев вынуждены взвешивать каждое слово, опасаясь сирийцев и представителей ООП, чьи устрашающие взоры преследовали их даже в самых приватных беседах.
Запад
До тех пор, пока в арабском мире не будет свободы слова, уважения к закону и подлинной представительной власти, реалистично настроенные арабы по-прежнему будут не в состоянии оказывать устойчивое влияние на политику в отношении Израиля. В силу этого существует прямая зависимость между попытками Запада способствовать демократизации арабского мира и шансами достигнуть прочного мира на Ближнем Востоке. Когда дело касалось Германии и Японии, России и Украины, Латинской Америки и некоторых африканских диктаторских режимов, мощная зависимость между демократическими ценностями и стремлением к миру была вполне ясна американским политическим деятелям, которые в течение многих лет увязывали американскую торговлю и другие формы сотрудничества с внутренней политикой реформ и демократизацией общества. Например, Соединенные Штаты приняли санкции против Китая после резни на площади Тяньаньмынь, положившей конец движению этой страны к демократии. Равным образом, когда президент Перу приостановил деятельность законно избранных органов власти в 1992 году. Соединенные Штаты предприняли целый ряд шагов, включая экономические санкции, чтобы оказать на него давление с целью помешать возрождению авторитарного правления в Латинской Америке, которую они в течение многих десятилетий подталкивали в сторону демократизации. Подобного давления избежали только арабы – к великому недоумению кучки арабов-реформистов, пребывающих в изгнании в Лондоне, которым пришлось увидеть, как их собратьев предали в руки безжалостных диктаторов в Сирии, Ираке и Ливии, тогда как остальные страны арабского мира пребывают под властью не подверженных реформированию авторитарных режимов, и к еще большему недоумению Израиля, который вполне может представить, как обойдутся с еврейским государством правители, столь жестокие по отношению к собственному народу.
На это можно было бы возразить, что Запад потихоньку готовится завязать дискуссию о демократии с арабскими лидерами. Но после окончания войны в Заливе, предпринятой Соединенными Штатами, чтобы спасти беззащитную Саудовскую Аравию и восстановить захваченный Саддамом Кувейт, стало ясно, что это не более, чем слова. Не было правителя более беспомощного, нежели изгнанный эмир Кувейта Аль-Сабах, который, сидя в Эр-Рияде, ждал, когда же Запад вырвет его страну из пасти Ирака. И не было более благоприятного момента, чтобы обязать его гарантировать основные права, принять конституцию и обеспечить свободу прессе. Никто об этом даже не заикнулся.
Помимо того, что арабский мир обладает значительной долей мировых запасов нефти, еще одной причиной снисходительного отношения Запада к отсутствию демократии в арабских государствах является аргумент, почти ничем не отличающийся от доводов Британского министерства колоний, сформулированных еще в конце первой мировой войны. Считается что арабы "не готовы" к демократии, что демократия вступает в противоречие с исламским наследием, что "их традиционная форма правления", по-видимому, "вполне пригодна для них" и т. д. – как будто пыткам, отсечению рук, рабству, прессе, закованной в кандалы, и неограниченному правлению семьи из сотни двоюродных братьев можно дать другое определение, нежели тирания. Еще более странными представляются попытки людей Запада убедить самих себя в том, что арабов можно исключить из сферы демократии, поскольку они создали нечто столь же хорошее, как демократия: так в газетной периодике пишут, что Саудовская Аравия – тихое, безмятежное королевство, некое подобие Тибета в песках.
Арабская культура и арабская Цивилизация имеют не больше прав на исключение из сферы демократии, чем имели их японская культура в 1945 году и русская цивилизация в 1989 году – хотя ни то, ни другое общество не были прежде
Глава девятая
Необходимость создания системы безопасности на Ближнем Востоке
Преобладающее влияние радикализма на Ближнем Востоке и постоянная опасность того, что, в силу отсутствия каких бы то ни было демократических традиций, нерадикальный режим может превратиться в радикальный за одну ночь, требует создания системы безопасности, которая должна быть органично вписана в мирные соглашения по Ближнему Востоку. Я уже отмечал, что в обозримом будущем единственным прочным миром как между самими арабами, так и между арабами и евреями, может быть только мир, основанный на устрашении. Гарантия безопасности является необходимой опорой мира при любом решении арабо-израильского конфликта. Прекращение военных действий само по себе не исключает возможности будущей войны. И мы должны задаться вопросом – какими средствами можно обеспечить безопасность Израиля и, тем самым, обеспечить сохранение мира.
На этот вопрос нельзя ответить, исходя лишь из территориальной точки зрения. Принятие соглашений об обеспечении взаимной безопасности между Израилем и арабскими государствами, включающих такие компоненты, как установление линии прямой связи между Дамаском и Иерусалимом, или меры по предупреждению каждой из сторон о готовящихся военных маневрах, может уменьшить опасность войны. Необходимо создать буферные зоны, дабы предотвратить накопление вооружений вблизи особо уязвимых границ… В подобных зонах не должно быть тяжелого вооружения, в частности, танков и артиллерии, и в них должны иметь свободный доступ офицеры каждой из сторон. При создании таких зон обязательно следует учитывать громадную диспропорцию в размерах, существующую между Израилем и его арабскими соседями.
Но какими бы полезными ни казались эти проекты, они не в состоянии предотвратить угрозу нападения в случае, если враги Израиля решатся, поправ все соглашения, совершить вторжение. Как мы уже видели, в случае с Израилем речь идет о таких крохотных расстояниях и о таком кратком сроке предварительного оповещения в случае боевой тревоги, что без минимальной стратегической глубины, способной задержать атакующих и дать возможность мобилизовать резервы, существование Израиля окажется под угрозой. И нет необходимости обеспечивать эту стратегическую глубину международными гарантиями. Даже если ставшие гарантами державы проявят желание действовать (чего, несмотря на все обещания, так и не сделала дружественная американская администрация в канун Шестидневной войны), то возникает тревожный вопрос, будут ли они физически в состоянии оказать своевременную поддержку. Кувейт, страна, почти равная по размерам Израилю (без Иудеи и Самарии), была захвачена в течение шести часов, а освобождена лишь после шестимесячного сосредоточения колоссальной военной мощи, переброшенной с Запада на Восток. Нельзя требовать от Израиля сыграть роль Лазаря – ему не суждено будет подняться со смертного одра, где он, без сомнения, окажется в результате военного поражения. Ибо Израиль, в отличие от арабского Кувейта, если его оккупируют арабские армии, будет окончательно и бесповоротно уничтожен. В нашем случае, проблему международных гарантий можно резюмировать словами Голды Меир:
"Пока они явятся спасать Израиль, уже не будет никакого Израиля".
Следовательно, защита Израиля должна быть доверена его собственным вооруженным силам, которые хотят и могут действовать, организуя своевременный отпор в случае вражеского вторжения. В поисках мира, основанного на безопасности, мы неминуемо должны задаться вопросом – какие границы могут обеспечить безопасность Израиля?
Ясно, что границы 1949-67 гг. являют собой границы не мира, но войны. Но насколько велики потребности Израиля в увеличении своей территории?