Место под солнцем

Эльберг Анастасия Ильинична

— После того, как я обзаведусь новым паспортом. Думаю, дня через три-четыре. Завтра позвоню знакомому, он решит этот вопрос. Потом я отвезу тебя в Алжир и уеду по важному делу. Много времени это не займет.

Ливий все же поднял с пола пачку сигарет, достал одну и поднес к ней зажженную спичку.

— Снова дело? Не отпразднуем?

— Можно сказать, что без этой детали дело не будет завершенным. Или ты хочешь, чтобы начальник тюрьмы, с которым ты спала целых полгода, открыл свой поганый рот и рассказал много интересного?

Эоланта подняла голову от подушки.

— О боги. Я совершенно забыла о Леоне.

— Зато я о нем помню. Равно как и о том, чем вы занимались. И будь уверена: перед смертью

он хорошенько помучается.

— Ты не должен его убивать, Ливий. Ты мог бы…

— Не заставляй меня в стотысячный раз напоминать о том, что не стоит лезть в мужские дела.

— Он по-своему дорог мне. Благодаря ему я получила работу.

— Не начинай, Эоланта. Если я сказал, что Леон Кадар сдохнет, то он сдохнет, и даже первые боги не посмеют мне перечить.

— Я тоже не смею перечить своему королю. — Она взяла у него сигарету, сделала пару затяжек и выпустила дым в потолок. — Надеюсь, ты отдохнул? Как насчет того, чтобы постараться еще разок?

Глава пятнадцатая. Сезар. Настоящее

Весна 1977 года

Алжир

Достав из потайного кармана пиджака маленький стеклянный пузырек, Сезар высыпал остатки его содержимого на фарфоровое блюдце, наклонился и, зажав мизинцем одну ноздрю, вдохнул порошок. Он принадлежал к тому поколению наркоторговцев, которые не употребляют собственный товар, но пять суток без сна свалят с ног даже темное существо. А бессонница в последнее время навещала его все чаще. Сезар работал на износ, хотя здоровье начало подводить. «Вы себя убьете, мистер Нойман, — говорил личный врач. — Вам нужно почаще отдыхать. Вы состоятельный мужчина и можете себе это позволить. Наймите управляющего. Бизнес будет прекрасно функционировать без вас». Сезар кивал, продолжая работать в прежнем режиме. Пузырек с волшебным порошком стал неотъемлемым атрибутом его ежедневного костюма вместе с идеально подобранным галстуком за несколько сотен долларов и бриллиантовыми запонками. За последние несколько месяцев Сезар не раз замечал, что порошок убывает слишком быстро, но мысль о том, что он, возможно, превратился в наркомана, не пугала. Он долго работал над стимулятором в лаборатории, исключив из состава кровь светлых эльфов, и у темных существ препарат зависимость не вызвал. По крайней мере, не так быстро, как у людей. Зато возвращал трезвый рассудок и бодрость и ненадолго исцелял от головной боли. А заодно и от размышлений о том, что Сезар свернул не на ту дорогу и, верный себе, выжимает педаль газа до упора, прекрасно зная, что в итоге приедет в никуда.

Где-то там, очень далеко, осталась Эльдара, которая не сдерживала слез радости, встречая мужа. Взрослые дочери, устроившие личную жизнь за границей. Подросток-сын, тихий улыбчивый мальчик, любивший книги и игру в шахматы и мечтавший поступить на медицинский факультет. Сезар видел в нем себя, и это вызывало отчаяние пополам со злостью. Когда-то он мог бросить все и вернуться к законной деятельности. Успешный бизнесмен, владелец фармацевтической фирмы. Он мог бы взять отпуск на несколько месяцев, уехав с семьей в теплую страну, отдохнуть и начать все сначала. Открыть сеть лабораторий, в которых разрабатывали бы лекарства от неизлечимых болезней. Несколько больниц или восстановительных центров для наркоманов. Он мог бы выпутаться из этой паутины, из этой тьмы, которая тащила его все глубже и глубже. Но теперь назад уже не повернуть. У него есть все, о чем он мечтал — и все это он ненавидит. Ненавидит деньги, заработанные на чужих страданиях. Ненавидит империю, которую когда-то строил с таким воодушевлением и целеустремленностью. Ненавидит жену за то, что она до сих пор смотрит на него влюбленными глазами, хотя любить его не за что. Ненавидит детей за то, что они свободны и живут в том, другом, правильном, понятном

и законном мире, куда он никогда не вернется.

Зря он согласился приехать сюда. Нужно было отправить Валентина восвояси, сообщив ускорение пинком под зад. Или пристрелить. Но Сезар принял решение, и теперь он здесь. На что он надеялся? Он вернулся сюда, увидел Ливия, вспомнил о сестре — и все стало еще хуже. Он играет в эту игру потому, что не умеет иначе. Жизнь научила его барахтаться до последнего и запрещать себе даже намек на мысль о проигрыше. Сезар Нойман всегда должен быть первым. Во всем. Сперва выиграть, а потом философствовать, пытаясь понять, на кой черт ему сдалась победа. Всю жизнь он боялся оказаться на вторых ролях. Не потому ли, что настоящий мужчина умеет с достоинством признавать свое поражение, а ему недостает смелости? Будь он мужчиной, давным-давно пустил бы себе пулю в лоб, разорвав этот круг.

— Мне бы воды, — прошелестел заглянувший на кухню Фуад.

Выглядел он паршиво и с трудом держался на ногах. Лицо бледное, ярко-рыжие волосы взъерошены, глаза, бывшие бархатно-зелеными, почти выцвели, пальцы вцепились в дверной косяк.

— Садись, а то упадешь.

— Голова болит, — пожаловался пленник, занимая один из стульев у маленького круглого стола. — Ощущение такое, будто меня пропустили через мясорубку.

— Через несколько часов все пройдет. Если не сдохнешь, конечно. Вот твоя вода.

— Спасибо. — Фуад взял пластиковую бутылку, снял с нее крышку и сделал несколько больших глотков. — У тебя кровь. Под носом. — Он сопроводил свои слова жестом. — Ударился?

Сезар чертыхнулся, достал платок и приложил к носу. Фуад скосил глаза на фарфоровое блюдце и лежавший на нем пузырек.

— Не шутил бы ты с этим. Халиф когда-то тоже начинал понемногу. Дорожка здесь, дорожка там. Говорил, что помогает сосредоточиться и снимает боль в колене. А в тюрьме подсел на героин, на руках живого места от уколов не было. Я хорошо помню, как он пытался с него слезть. Целыми днями валялся в кровати, не пил, не ел и думал только о следующей дозе. И врагу такого не пожелаю.

Достав из смятой пачки сигарету, Сезар достал одну и поднес к ней зажженную спичку.

— Моя сестренка-спасительница, конечно же, вытащила его и из этой передряги. Сидела возле постели, пропускала мимо ушей проклятия и говорила, как сильно любит.

— Я тоже к нему приходил. Каждый день. Видит бог, смотреть на него было невыносимо, а слушать — и подавно, но он мой друг, а друзей не бросают.

— Вот оно что. Значит, он твой друг. Друзей не бросают, но предавать их можно.

Фуад вновь приложился к бутылке с водой.

— Я его не предавал. Я до сих пор считаю, что это чудовищная идея. Она была таковой с самого начала. Я участвовал во всем этом лишь потому, что мне не оставили выбора.

Сезар убедился, что кровь из носа больше не идет, и швырнул испачканный платок в мусорное ведро.

— У тебя был выбор. Ты мог убить его собственной рукой.

— Я бы никогда этого не сделал. Этот человек дал мне все. Работу. Деньги. Положение. Благодаря ему я познакомился со своей женой. Знаешь, каково это — сидеть перед ним теперь, смотреть в глаза и слушать то, что он не говорит? Он считает, что я виноват во всем.

— Отчасти он прав. Ведь именно ты отдал мою сестру работорговцам.

— А ты, разумеется, долго и упорно искал ее, поднимая все связи, — в тон ему ответил Фуад.

Холодно улыбнувшись, Сезар сделал пару мелких затяжек и сел, отодвинув второй стул.

— Мне было чем заняться, — сказал он. — Да и сестры у меня две. Пропала одна — осталась вторая.

— Значит, тебе было плевать.

— Вовсе нет. Я знал, что такой трусливый щенок, как ты, не посмеет отдать женщину короля работорговцам. Пусть бы и бывшего короля. Верно, Фуад? Расскажи, как все было на самом деле.