Место под солнцем

Одинокий Гавриил

Практически одновременно мастерская начала выдавать продукцию и прошло успешное испытание гелиографа. Для первой демонстрации Костя с Борисом расположились на прибрежных холмах на расстоянии около десяти километров друг от друга. Слегка потренировавшись, чтобы восстановить подзабытые со времен мореходки навыки, они благополучно передали и приняли сочинений Шимоном текст. Единственная сложность возникла с тем, что Константин, стоящий на приеме, еще не освоил древнееврейский алфавит, используемый в ладино. Поэтому, когда он принес записанный точками и тире текст, Бен Эзра решил, что над ним издеваются. Но тут Борис положил рядом таблицу и вскоре купец смог самостоятельно прочесть свое же послание. Этой же ночью, продемонстрировали работу аппарата от восковой свечи. Шимон был впечатлен, но решил ужесточить условия. Очередные испытания были назначены через неделю между Сеутой и Гибралтаром.

На

следующее же утро у Бориса появились ученики — два еврейских подростка лет тринадцати–четырнадцати, которых Шимон поручил обучить телеграфной азбуке и пользованию гелиографом. Приходились они тому какими–то дальними родственниками и со временем должны были войти в дело. А на предстоящих испытаниях они в Сеуте должны были передавать и принимать сообщения.

В мастерской жизнь также била ключом. Николаев сконструировал механизм, обеспечивающий механизированную разливку стекла. Огнеупорный тигель с расплавленной стеклянной массой опрокидывался системой противовесов простым поворотом рычага. Кроме того, изрядно поругавшись с мастером–стекловаром Константин переделал печь. Вместо древесного угля, используемого другими стеклодувами, она у него топилась сырой нефтью. Оказалось, что кочевники–туареги давно научились собирать ее у какого–то природного выхода в пустыне и используют для отопления в зимнее время. Проходя по рынку, Костя учуял знакомый запах соляра и свернув на него обнаружил выставленные на продажу большие глиняные горшки со светлой нефтью — почти чистый керосин. Цена на него оказалась вдвое дешевле, чем на древесный уголь. С его подачи, Шимон сторговал весь наличный запас и договорился о постоянных поставках. Почти все местные кузнецы и медники работали сейчас на них, изготавливая топливные форсунки, детали насосов и прочих механизмов. По настоянию Бен Эзры, изготовление деталей было разбросано между разными мастерами, так чтобы никто из них не мог воспроизвести всю технологию. Лишь наши друзья знали, что, куда и откуда. Даже Шимон, при всем его любопытстве, не разбирался для чего какая деталь. Он лишь добросовестно оплачивал заказы. Под это дело Борис заказал несколько медных трубок для подзорной трубы и микроскопа, бронзовые винты и предметный столик для последнего, а также бронзовые детали секстанта.

Выяснилось, что никто до сих пор не использовал резку стекла алмазом. Видимо по причине отсутствия листового стекла, до этого еще не додумались. Борис смотался к знакомому ювелиру, у которого они пытались сторговать линзы, и за пару дирхемов купил щепоть алмазных осколков — отходов производства. Вставив их в латунные державки и залив оловом, он получил две дюжины отличных стеклорезов. Разделка стекла на заготовки для зеркал резко ускорилась.

Шимон выбросил на рынок Алжира пробную партию в полторы сотни ручных зеркал. Это были небольшие, размером чуть больше ладони, овальные зеркала в простых медных окладах. Вся партия разошлась в один день, принеся около шестисот динаров прибыли. Хотя вложенные средства не окупились еще даже на половину, Бен Эзра довольно потирал руки, предвкушая какой куш он сорвет за большие зеркала в Севилье и Неаполитанском королевстве. Друзья получили на руки полторы сотни золотых. Кроме того, из категории «бедных родственников» они перешли в «уважаемые компаньоны». Им были предоставлены лучшие комнаты на первом этаже дома. Сам Шимон, на пару с таинственной дамой, занимал весь второй этаж.

Приглашенный портной за пару дней смастерил им по несколько нарядов в местном и европейском стиле. Один раз намерив шоссы со штанинами разного цвета, Константин скривился: «Я лучше в ислам перейду и шаровары носить буду, чем эти клоунские кальсоны». Борис на это замечание рассмеялся и предложил портному пошить им по две пары штанов по образу их джинсов. Старый еврей долго рассматривал предложенный образец, восхитился ровной, единообразной строчкой и впал в полный ступор при виде застежки–молнии. Когда же ему объяснили и продемонстрировали ее действие, его глаза сначала загорелись восторгом. Через минуту восторг сменился унынием, и он с сожалением отказался, мотивировав это тем, что не сможет воспроизвести подобные чудеса. В конце концов договорились заменить молнию на обычные пуговицы, хотя и их тоже пришлось объяснять и рисовать.

— Вот тебе еще одно направление прогрессорства, — заявил Николаев, когда портной удалился, — можем молнии начать клепать на продажу. Все короли, герцоги и прочие дворяне передерутся за них.

Идею обсудили в деталях и решили, что до создания гидравлического пресса и штамповочных матриц из твердых сплавов, получить сколько–нибудь значительное количество идентичных звеньев не реально. Поэтому, решили оставить эту затею на потом.

Тем временем

Бен Эзра серьезно озаботился вопросами безопасности. Особенно, после неудачной попытки выкрасть мастера–стекловара на следующий день после дебюта на рынке. Тот успел поднять шум, на который сбежались работники мастерской. Шпану, нанятую конкурентами, разогнали, а мастер отделался легкой контузией. Шимон нанял четырех новых охранников в мастерскую и еще одного, который неотлучно находился с нашими друзьями все время пока они находились вне дома. После ужина, за, ставшей уже ритуалом, бутылочкой вина Бен Эзра пожаловался на существенно возросшие расходы. Если на загрузке шихты и амальгамировании у него работают невольники, то в охрану, на окончательную доводку, учет и упаковку он нанимал только соплеменников. А община строго следит, чтобы он платил им достойно. Хотя люди в основном все толковые. Особенно управляющий хороший попался. За пару дней во всем разобрался и сам нашел хороших краснодеревщиков, косторезов и ювелиров. Ведь для больших зеркал, предназначенных для богатых людей, и оправа должна быть соответствующая. Рядом со стекольной мастерской разместилась еще одна, где полдюжины резчиков изготавливали рамы из красного и эбенового дерева, слоновой кости, серебра. В особо дорогие оклады вставляются самоцветы.

— Я, конечно, не сомневаюсь, что расходы в конце концов окупятся, но пока деньги приходится только вкладывать, — сокрушался Шимон. — Кроме того, я уже скупил ртуть у всех аптекарей в округе и если в течении недели не привезут из Аль—Мадены заказанную там бочку ртути, то производство зеркал может остановиться.

— Не может быть, — возмутился Константин, — большая часть ртути должна собираться в отстойник после камеры и ее можно использовать повторно.

— Что–то там собирается, но очень мало. Буквально капли.

— Что–то не так… Николаев покачал головой, — надо будет завтра проверить.

— Проверить не мешает, — согласился Шимон, — только сами, без охраны, никуда не ходите. Оружие какое–либо получше кинжала вам тоже не помешает. Пока никто не знает, что это вы те зеркала придумали, но это ненадолго. Могут попытаться выкрасть, как того мастера. И еще… Ваше дело молодое. Чем в лупанарий ходить, где вас подловить могут, купите себе лучше наложниц на рынке.

— А огнестрельное оружие здесь есть? — поинтересовался Борис. — А то мы с мечами не очень хорошо управляться умеем.

Шимон скептически скривился, но пообещал подобрать им по паре пистолетов.

На следующий день друзья вдвоем, в сопровождении охранника отправились в мастерскую. По дороге Борис забрал уже готовые линзы у стеклодувов и медные корпуса для будущей подзорной трубы.

В мастерской Константин за пять минут разобрался в проблеме. После чистки камеры, невольник оставил открытой заслонку и пары ртути, вместо того, чтобы попадать в конденсатор в основном уходили в атмосферу. Пока он, перемежая ладино русским матом, объяснял окружающим всю пагубность подобного поведения, за стенкой раздался звон разбитого стекла, сопровождаемый руганью и звуком пощечины. Гальперин, до того, без особого интереса наблюдавший за Костиным воспитательным процессом, изредка помогая ему переводом, прошел туда. Группа мастеров в этом помещении занималась установкой зеркал в рамы и упаковкой их в ящики. Парнишка лет двенадцати, с красным ухом и отпечатком ладони на щеке, сокрушенно собирал с пола осколки зеркала. Один из мастеров продолжал переругиваться с управляющим мастерской. Наконец, мастер махнул рукой и пошел обратно к своему верстаку.

— Ну вот, второе большое зеркало разбили, — пожаловался управляющий Борису. — Этот подмастерье совсем безрукий. Неглупый вроде, но жуть какой невнимательный. А выгнать — жалко парнишку, сирота он. Его община содержит. А мне перед Шимоном за убыток отчитываться. Община часть убытка покроет, но захочет ли Шимон оставшуюся часть списать или с мастеров стребует… Из крупных осколков пару маленьких зеркал можно вырезать, а с остальным что делать? И вообще обрезков довольно много накопилось. Не знаю, что с ними делать. Если переплавлять, то сначала серебро стравливать надо и стекло уже не такое прозрачное будет. На зеркало не пойдет.

Борис задумчиво почесал в затылке. При этом взгляд его упал на медную трубку, которую он все это время сжимал в руке и в голове у него мелькнула мысль.

— Покажи–ка мне отходы, — попросил он, подхватив управляющего под руку.

Тот подвел его к большому плетенному коробу, в который складывали бой и отходы производства. Действительно, ни одного товарного зеркала из этих осколков и обрезков вырезать было нельзя. Но Бориса интересовало другое. Выбрав подходящий осколок, он отнес его на свободный верстак и проделав какие–то измерения и вычисления прямо на поверхности стола, схватился за стеклорез.