Месяц ковша

Горло Анатолий Иванович

— Жизнь прожил, а удить рыбу в мутной воде так и не научился! — принимая подарок, невесело засмеялся отец.

К нему подошел Джику и вручил толстую, в кожаном переплете, тетрадь для записей и набор авторучек:

— И отлично, что не научились, Константин Григорьевич! Зато на примере такой жизни, как ваша, молодое поколение может многому научиться. Сорок лет в строю! Вы же все тут своими руками. Такую махину поднять, передовое предприятие отрасли! И потом какая трудовая династия — красота! Сейчас, дорогой Константин Григорьевич,

это же проблема проблем — преемственность поколений, эстафета отцов. Короче, садитесь и пишите книжку! О времени и о себе.

— Давайте выпьем за книжку! — радостно крикнул Виталий и, опередив жену, осушил бокал.

Константин Григорьевич улыбнулся:

— Ты бы сам, Джику, написал, перо у тебя борзое. А я расскажу все как было…

— Нет, Константин Григорьевич, — серьезно сказал Джику, — нельзя мне браться за такие вещи именно по причине борзости моего письма! Ваша книга должна быть неотшлифованной, книгой жизни, понимаете?

— Ох, раскусил я тебя, Джику, — прищурился Константин Григорьевич. — Тебе не книжка моя нужна, а дочка!

Все засмеялись, кроме Аники, которая невозмутимо перебирала пластинки.

— Плохо же ты знаешь местные обычаи, дорогой женишок! — Константин Григорьевич подмигнул жене. — У нас так: хочешь взять в жены дочь винодела — сам стань виноделом!

— Но сначала заручись согласием дочери винодела, — вставила Аника и нажала кнопку.

В комнате зазвучала мелодия танца «Скурсул винулуй». Константин Григорьевич встал из-за стола.

Женщины и дети смотрели, как танцует Гангур. Потом от них отделились представители сильного пола и тоже стали в круг. Немного потанцевав, Джику зажег настольную лампу, опустил ее на пол, выключил верхний свет. Аника восторженно захлопала в ладоши: на стене, как на экране, двигались огромные тени танцоров.

Воспользовавшись темнотой, Джику схватил Джику за руку и выскользнул с нею за дверь.

В зарослях осоки застряла луна. Джику бросил куртку на землю и молча пригласил Анику сесть. Девушка взглянула на него насмешливо:

— Объяснение в любви я предпочитаю выслушать стоя, а поклонников предпочитаю видеть стоящими на коленях.

— Анико, ты находишься под тлетворным влиянием рыцарских романов, — проворчал парень, но на колени опустился.

— Я слушаю, — глядя куда-то в озеро, сказала она.

Джику воздел к ней руки:

— Я люблю вас, Анна!

— Поешь с чужого голоса, Джику. Попробуй ту же мысль выразить своими словами.

Парень помолчал, затем поднял голову.

— Я люблю тебя. На всех языках и во все времена мужчина говорил женщине эти затасканные слова в надежде, что она ответит ему тем же.

— Теми же затасканными словами? — Аника присела возле него. — Не верю я тебе, Джику, ну вот ни настолечко не верю!

— Даже после того, что… между нами было? — прошептал он.

— А что между нами

было? — в ее тоне послышалось притворное удивление.

— Анико, не валяй дурака. Давай завтра в загс, а?

Он рывком притянул ее к себе, поцеловал. Она попыталась вырваться, затем притихла.

— Теперь веришь? — шепнул он, гладя ее волосы, плечи.

— Теперь тем более не верю.

— Но почему?

— Как все мужчины во все времена, ты подменяешь силу чувства физической силой. А это не одно и то же, Джику.

— Издеваешься?

Тут Джику заметил, что неподалеку кто-то стоит.

— Давай, давай отсюда, — сказал Джику, — это тебе не телевизор.

Из-за кустов вышел Алексей, одноклассник Аники. Девушка вскочила иа ноги, оправила юбку:

— Шпионишь?

— Нет, — сдавленным голосом ответил тот, — просто смотрю.

— Тем более неприлично.

— А что ты делаешь — прилично?

К нему подошел Джику:

— Спокойной ночи, малыши.

Алексей размахнулся, но ударить не успел: Джику опередил его и коротким прямым ударом отправил в кусты. Подбежавшая Аника отвесила Джику звонкую оплеуху и склонилась над упавшим.

— Тебе больно, Алеша?

— Уйди, — прошептал тот и, шатаясь, ушел в темноту.

Джику чиркнул зажигалкой, закурил.

— Будем считать, что о челюсть твой однокашник получил за оскорбление, а твою пощечину я справедливо схлопотал за то, что ударил раньше, чем было нанесено оскорбление…

Аника снова хлестнула его по щеке и убежала за Алексеем. Поглаживая щеку, Джику задумчиво произнес:

— А вот как оприходовать эту пощечину?

Он поднял куртку, встряхнул ее и, перекинув через плечо, неторопливо зашагал к поселку.

В доме Гангуров гремели колонки электрофона, издавая немыслимые — для старшего поколения — звуки. Это был ультрасовременный танец, который исполняли брат и сестра, Тома-младший и Аника.

Первым сдался Тома, отошел к окну. Женщины стали убирать со стола, мужчины вышли на веранду. Аника же продолжала танцевать, она не нуждалась в зрителях, танцевала просто так, для себя.

На веранде продолжался давнишний спор.

— А я бы, наоборот, — увлеченно говорил Юрий, — отделил виноделие от государства. Как церковь. Может, и поубавилось бы поклонников Бахуса.

— Увеличилось бы во сто крат, — возразил Тома-младший.

— Кроме алкоголиков, есть и здоровые люди, — сказал Петр, — и к счастью, их большинство.

Юрий не унимался:

— Это не ваша заслуга! Я лично убежден, что здоровых людей больше не благодаря вину, а вопреки ему, вот так. Чем вы, в сущности, занимаетесь? Вы же людей спаиваете!

— Мы людей не спаиваем, — вмешался Константин Григорьевич. — Алкоголик есть первейший враг винодела, потому как он дискредитирует нашу продукцию. Наши вина предназначены для здоровых людей.