Метафизика возникновения новизны

Филатов Иван

Можно сказать, что при вдохновении происходит процесс непосредственной трансляции сути внезапно возникшей идеи произведения с бессознательного уровня на уровень сознания. Если бы у художника не было «понимания» идеи на бессознательном уровне, он бы не мог с такой лихорадочной поспешностью и убежденностью записывать то, что ему вещают Музы. Он даже не допускает каких-либо сомнений по поводу не только истинности и ценности возникшей идеи, но и правильности собственного ее «перевода» с языка бессознательного на язык сознания. Ну, а если художник способен «понять» и даже зафиксировать свою идею в произведение искусства в сознательно-бессознательном акте творения, то почему мы должны отказывать созерцателю в возможности «понимания» этой идеи хотя бы на бессознательном уровне. Ведь чувство удовольствия, как фиксатор наличия идеи, присуще не

только художнику в состоянии вдохновения, но и созерцателю в состоянии восприятия произведения искусства.

И вообще, вдохновение, наитие, озарение, интуиция, инсайт и т. д. – это своеобразные «чуствилищные» состояния и акты по обнаружению объективно-интеллектуальной новизны, то есть идей. И наша творческая деятельность по раскрытию этих идей – это и есть процесс понимания, оформляемый либо ученым в новую для нас мысль (научное открытие или изобретение), либо художником – в произведение искусства, либо любителем – в рефлексию по поводу идеи произведения искусства, воздействующего на него возбуждением как интеллектуального чувства удовольствия, так и остальных чувств.

Д. И последний наш аргумент в пользу «понимания» идеи-новизны произведения искусства мы назовем аргументом от мудрости Природы. И построим мы его на одном из различий между научными и эстетическими истинами.

Дело в том, что эстетические истины в одном отношении выгодным образом отличаются от научных истин. И это отличие в том, что для того чтобы понять и почувствовать красоту и изящество какой-либо математической или физической теории, мы должны на достаточно высоком профессиональном уровне разбираться в математике или физике – а то и в том и в другом одновременно, – в то время как чувствование и «понимание» красоты (идеи) произведения искусства дается нам на бессознательном уровне как бы само собой, и нам не обязательно знать все тонкости мастерства художника, поэта, писателя, композитора. Нравится – и все тут!

Исходя из этого, следует учитывать тот очевидный факт, что сознательное постижение какого-либо нового для нас знания – то есть субъективной интеллектуальной новизны – всегда связано с затратой умственных и психических сил. (И об этом мы знаем хотя бы по опыту собственной учебы в любом возрасте). Бессознательное же (спонтанное) постижение объективной интеллектуальной новизны (идеи), наоборот, обходится нам как бы без затраты умственных и психических сил, а в некоторых случаях, например, при инсайте или созерцании любимого нами произведения искусства, – мы даже испытываем чувство удовольствия или эйфории. И в этом весь парадокс творческого мышления и восприятия идеи-новизны. Казалось бы, должно быть наоборот, и все для нас совершенно новое (то есть объективная интеллектуальная новизна) должно добываться с большим трудом, чем познание того, что уже добыто. Так нет же, Природа распорядилась по-своему. И в этом вся ее мудрость: поступи она по другому, человек вряд ли согласился бы постигать что-либо для него совершенно новое таким тяжким трудом, то есть трудом одной лишь сознательной работы мысли. Природа пошла ему навстречу, наделив способностью иррационального мышления, да к тому же мышления продуктивного и доставляющего чувство наслаждения от самого процесса творчества.

Данным обстоятельством мы еще раз указываем на то, что наше продуктивное мышление (то есть мышление, «добывающее» новое знание) и восприятие объективной интеллектуальной идеи-новизны произведения искусства осуществляются не на сознательном (логическом) уровне, а на уровне иррациональном. И чувство интеллектуального удовольствия дано нам Природой не только для того, чтобы мы просто «зафиксировали» наличие, положим, технической или научной идеи-истины, но и для того, чтобы нам проще было довести до мысли эту идею, только что явившуюся нам из бессознательного и еще не способную к самостоятельному существованию. Это, во-первых. А во-вторых, интеллектуальное чувство удовольствия дано нам для того, чтобы нам было легче «понять» и усвоить идею произведения искусства на бессознательном уровне посредством многократного обращения к данному произведению, к которому (обращению) нас буквально «вынуждает» чувство интеллектуального наслаждения от общения с ним. В противном случае, возникновение интеллектуального удовольствия было бы бессмысленным.

Таким образом, «понимание» идеи произведения – пускай и на бессознательном

уровне – это усвоение нашей психикой и нашим интеллектом чего-то для нас нового. У нас нет необходимости «понимать» уже известное и старое, а вот «понять» новое для нас бывает насущной и жизненно важной необходимостью, потому что к старому мы бываем всегда готовы, к новому – никогда. Человеческое существо, не обладающее способностью (даром) распознавания новизны и понимания идеи в ней заложенной, не смогло бы выжить в этом мире, потому что оно не замечало бы этой новизны и не приспосабливало бы ее для своих нужд. А это самым пагубным образом отразилось бы не только на психическом развитии индивида, но и на самом физическом его выживании. Новизна – это тот оселок, на котором совершенствуется как развитие самой психики, так и интеллекта.

Вот почему возникновение чувства удовольствия от встречи с идеей-новизной было бы бессмысленным, не будь оно связано с чем-то для нас крайне важным и необходимым. Природа ничего не дает даром, тем более удовольствие: за это надо отрабатывать повышенной эффективностью мышления и понимания, способствующих приумножению многообразия духовно-материальной сферы Цивилизации.

Глава 3. Назад к грекам!

Древние греки два с половиной тысячелетия назад гораздо ближе чем мы были к истине, понимая под прекрасным все то, что нам нравится. Все мироздание для них (вместе с человеком) обладало свойством прекрасного. Интуитивно они улавливали, что прекрасное не является прерогативой искусственно создаваемых произведений, отчего этим термином они характеризовали и природу, и космос, и душу, и тело, и благо, и справедливость, и мужество и многое другое.

3.1. Сужение сферы прекрасного

Последующие времена сузили понятие прекрасного, соотнося его только с произведениями, искусственно создаваемыми человеком. Но справедливо ли подобное сужение? Можем ли мы сказать, что мы понимаем природу со всеми ее прекрасными ландшафтами, морями и океанами и во всем многообразии ее флоры и фауны? Можем ли мы до конца понять, положим, идею справедливости, идею красоты или идею взаимосвязанности всего происходящего как в природе, так и в человеческом обществе? И разве, созерцая картины шаровых, спиралевидных или эллиптических галактик, можно сказать, что мы их понимаем? Но ведь также мы не понимаем и произведение искусства. Почему бы тогда не считать прекрасным произведением искусства и нашу Галактику и земную Природу и всю слаженность процессов, происходящих в ней?

Другими словами, можно ли назвать произведением искусства природную красоту: ландшафт, женское лицо, тело атлетически сложенного человека? Есть ли для нас – именно для нас, для субъекта – какая-нибудь существенная разница между пейзажем, изображенным на картине Джорджоне и самим пейзажем, как видом на определенное пространство местности или между портретом камеристки Рубенса и лицом самой модели. Если данный природный пейзаж представляет в наших глазах идею величественности или если модель художника представляет идею красоты и женственности, то почему бы данные природные явления не считать произведениями искусства, правда, созданными самой Природой, а не человеком? Главное, чтобы нам хотелось, хотя бы время от времени, смотреть на них и получать от этого удовольствие, как нам хочется смотреть и получать удовольствие от созерцания соответствующих живописных полотен.

Нашему интеллекту и нашей психике, по сути дела, не столь важно, в каком объекте или явлении окружающей нас действительности заключена красота (идея, новизна). Главное, чтобы мы чувствовали ее присутствие и пытались ее понять вне зависимости от того, является ли этот объект (явление) творением Природы или человеческого духа.

Итак, как нам представляется, сужение сферы прекрасного за счет исключения из нее огромной области еще не познанных природных объектов и явлений вряд ли было обоснованным. В связи с этим вспомним еще об одном происшедшем уже на нашем веку, процессе сужения сферы прекрасного, названном Ортегой-и-1'ассетом «дегуманизацией искусства». (Как известно, эта «дегуманизация» заключалась в устранении из произведения искусства всего того, что настраивало созерцателя на традиционный, отработанный веками способ восприятия произведения искусства). И по аналогии с «дегуманизацией искусства» назовем вышеотмеченный нами процесс присвоения человеком функции созидания прекрасного «гуманизацией искусства».