Метагалактика 1995 № 1

Волознев Игорь Валентинович

Малинин видел, как Анна и Бурковский вошли в ее каюту.

Он долго бесцельно бродил по палубе.

Луна опять вошла в тучу, океан погрузился во тьму.

«И что дальше? Какой черт занес меня в этот океан? — думал Малинин. — Чего я здесь потерял? Сейчас бы в России был уже свободен. Еще бы полгода и своя жизнь. Пусть в глухомани, в любой глуши. Разве здесь, на этом чертовом барке — не глушь? Тех же щей пожиже влей. Мы, русские, всегда в дерьме. А их польское благородие время не теряет!

Что ж, так нам и надо!»

Пришли тут к Малинину жесткие воспоминания. Вспомнил он свое бесприютное детство, шайку, в которую попал, и тут же, внедрившись, как шило в масло, стал неожиданно для себя главарем… Гулял, убивал, любил, опять гулял и убивал…

Но все это представилось ему сейчас тоскливой скучной каруселью. Сколько веревочке не виться…

Вот он дышит рядом — безграничный спокойный океан, теплое море. И ни одной родной души. До ближайшего товарища-друга миллион верст, если живой, если не в кандалах ржавую воду пьет…

«Что ж мы, русские, такие? За что нас Христос так карает?».

Блеснула недалеко от борта, сверкнула под лунным светом стайка летающих рыбок. Исчезла.

«Пора умереть», — неожиданно сам себе сказал Малинин.

15 августа, 3 час. 30 мин.

Бурковский подхватил Анну на руки и осторожно опустил на кровать. Губы ее отыскали его губы и поцелуй этот был терпким и сладостным, как прекрасное вино. Пальцы ее медленно лениво расстегнули его рубашку, нежно скользили по его обнаженной груди. У Бурковского перехватило дыхание, в ушах стоял неистовый звон.

Потом она, улыбаясь, оттолкнула его, слегка приподнялась на кровати и сбросила блузку.

Он смотрел на ее обольстительное тело.

— Я ужасно хочу тебя, — прошептал Бурковский.

Она привлекла его к себе, впилась в губы. Тела их и губы безраздельно слились. И сердца бились торопливо и жарко. И слышался сдавленный стон.

Сколько это длилось? Они не знали.

Корабль плыл в ночи. В неизвестность.

Над ним горел Южный крест.

…Анна лежала, откинувшись на подушку, глаза ее были дремотными, усталыми.

— Я думала, я сейчас умру… — сказала она. — Теперь ты мой… полностью…

Бурковский поцеловал ее в висок, мягко отодвинул прядь волос со лба.

16 августа, 3 час. 10 мин.

На палубе дежурили двое вахтенных, скучали, ожидали смену.

— Далеко теперя от нас Россия, — вздохнул бывший узник Скворцов. — Океан. Сплошной океан.

— Что по кандалам соскучился? — поинтересовался Ваня. — Ничего, успеется.

— Дурак ты, Ванек, — не обиделся Скворцов. — Чего хорохоришься? Сам ведь тоскуешь.

— Тоскую, — согласился Ваня. — А все ж таки, Тимофей

Никанорович, не унывай сильно! Мы ведь тоже с тобой Россия. Нас куда хошь забрось, хошь в любую Африку — такие мы и останемся.

— Погодь, — прервал Ваню Скворцов. — Вроде шум… Стояла глубокая ночь, но звезды светили так, что казалось, булавку на палубе можно было отыскать.

Вахтенные увидели на корме Малинина и Анну. И сразу почувствовали неладное.

— Перестаньте! — Анна пыталась снять жесткую руку Малинина.

— Чего вам? — обернулся к подходящим вахтенным Малинин.

— Так ведь вахта… — пробормотал смущенно Ваня.

— Ступайте отдыхать! Считайте, я вас сменил. Скворцов подтолкнул Ваню, они повернулись и побрели прочь.

— От греха подальше, — тихо сказал Скворцов и добавил. — А у Малинина, у этого, губа не дура. Вот черт шебутной. По всему пьяный сильно. Не заметил?

— Не заметил, — буркнул Ваня. — И ты не заметил. Ну его к лешему! С ним действительно лучше не связываться…

— …Так как, Анна? — продолжал домогаться Малинин. — Чего молчишь, неужто не сговоримся? Я ж к тебе всей душой.

— Что вы глупости говорите? Вы же пьяны, Малинин!

— Смотри-ка! — заржал Малинин. — Чего ты кобенишься? Небось с этим Бурковским, с нашим капитанчиком, не была такой недотрогой!

— Негодяй! — Анна вырвалась.

— Стой, дура! — Малинин, громыхая сапогами, бросился за ней.

И столкнулся с Бурковским.

— Ты что? — Бурковский ухватил Малинина за плечи. — Сдурел?

— А как думал? — Малинин вывернулся, направил в грудь Бурковского пистолет. — Тебе все? И власть, и баба? Прочь с дороги! Пробью, как фанеру!

Внезапно лицо его перекосила мука боли. Малинин покачнулся, выронил оружие. Сделал неверный шаг к борту. Из его спины торчал нож… И рядом Анна — бледная, дрожащая от ужаса.

— Гады… — простонал Малинин, склонился над бортом. И рухнул в воду.

Все произошло быстро, неожиданно. Страшно.

Между мачтами, как всегда, как тысячи лет назад метался ветер, ничего не понимая в людях, не думая о них, мчался дальше в ночь…

— Что же теперь? — нарушила молчание Анна. Бурковский не ответил.

— Я испугалась… за тебя. В эту минуту он был, как зверь. Бурковский молчал.

— Я никого в жизни еще не любила. Пока не встретила тебя. Я это сделала ради нас!

— Ты это сделала ради себя, — Бурковский смотрел на ночной фосфоресцирующий океан и вдруг вздрогнул — за спиной его раздался выстрел.

И тут же — тяжелый всплеск.

Бурковский перегнулся за борт, в жутком смятении вглядывался в круги, расходящиеся по спокойной воде.

— Бог нам всем судья, Анна, — прошептал Бурковский.