«Метаморфозы» и другие сочинения

Апулей Луций

33. Царь, на высокий обрыв поставь обреченную деву И в погребальный наряд к свадьбе ее обряди; Смертного зятя иметь не надейся, несчастный родитель: Будет он дик и жесток, как вредоносный дракон. Он на крылах облетает эфир и всех утомляет, Раны наносит он всем, пламенем жгучим палит, Даже Юпитер трепещет его и боги боятся, Сеет он ужас везде, вплоть до Стигийских болот.

Услышав ответ святейшего прорицателя, царь, счастливый когда-то, пускается в обратный путь недовольный, печальный и сообщает своей супруге предсказания зловещего жребия. Грустят, плачут, убиваются

немало дней. Но приходится уже исполнять мрачное веление судьбы. Ведутся уже приготовления к погребальной свадьбе злосчастнейшей девы, уже факелы покрываются золой и сажей, звук брачной флейты переходит в жалобный лидийский тон, 232 и веселые гименеи оканчиваются мрачными воплями, а невеста отирает слезы венчальной фатой. Весь город сострадает печальной участи удрученного семейства, и издается распоряжение об общественном трауре.

232

33. Лидийский тон. — Древние различали в музыке несколько тонов, или ладов. Ср. «Флориды» (1): «…эолийский бесхитростный, либо ионийский затейливый, либо лидийский жалобный, либо фригийский божественный, либо дорийский воинственный».

34. Но необходимость подчиниться небесным указаниям призывает бедненькую Психею к уготованной муке. Итак, когда все было приготовлено к погребальному бракосочетанию, двигается в путь при большом стечении народа, при общей скорби торжественное похоронное шествие живого человека, и Психея шла как не на свадьбу, а на собственное погребение. И когда удрученные родители, взволнованные такой бедою, медлили совершать нечестивое преступление, сама их дочка такими словами подбодряла их:

— Зачем долгим плачем несчастную старость свою мучаете? зачем дыхание ваше, которое мне скорее принадлежит, частыми воплями утруждаете? зачем бесполезными слезами ланиты, для меня почтенные, пятнаете? зачем темните мой свет в очах ваших? зачем терзаете седины? Зачем перси, зачем груди эти священные поражаете ударами? Вот вам за небывалую красоту мою награда преславная! Поздно уразумели, пораженные смертельными ударами священной зависти. Когда народы и страны оказывали нам божеские почести, когда в один голос новой Венерой меня провозглашали, тогда скорбеть, тогда слезы лить, тогда меня, как бы уже погибшую, оплакивать следовало бы. Чую, вижу, одно название Венеры меня погубило. Ведите меня и ставьте на скалу, что указал мне рок. Жажду сопречься счастливому этому браку, жажду зреть благородного супруга моего. Зачем мне медлить, зачем откладывать приход того, что на пагубу рожден всему миру?

35. Сказав так, умолкла дева и твердой поступью присоединилась к шествию сопровождавшей ее толпы. Идут к указанному обрыву высокой горы, на самой вершине которой поставив девушку, все удаляются, и, оставив ей брачные факелы, которые освещали ей дорогу и тут же угасли от потока слез, опустив головы, все расходятся по домам. А несчастные родители ее, подавленные такою бедою, заперевшись в доме, погруженные в мрак, предали себя вечной ночи. Психею же, боящуюся, трепещущую, плачущую на самой вершине скалы, нежное веяние мягкого Зефира, сначала там и сям всколыхнув ей полы, потом вздув подол, спокойным дуновением понемногу со склона высокой скалы уносит и на лоно нижней долины, покрытой луговою травою, медленно опуская, слагает.

КНИГА ПЯТАЯ

1. Психея, оказавшись на нежном, цветущем лугу, на ложе из росистой травы, успокоившись от такой быстрой перемены в чувствах, сладко опочила. Достаточно подкрепившись безмятежным сном, она воспрянула духом. Видит рощу, большими, густыми деревьями усаженную, видит ручей, хрустальными струйками играющий, посреди рощи невдалеке от источников ручья дворец стоит, не человеческими руками созданный, но божественным искусством. Едва ступишь туда, узнаешь, что перед тобою какого-нибудь бога светлое и милое пристанище. Штучный потолок, искусно сделанный из кедра и слоновой кости, поддерживался золотыми колоннами, все стены покрыты были чеканным серебром с изображением зверей так живо, будто все эти животные шли навстречу входящим. О, поистине удивительный человек, конечно, полубог или

и настоящий бог, который тонкостью высокого искусства изобразил животных на серебряных массах! Сам пол, составленный из вырезанных кусков драгоценного камня, образовал всякого рода картины. Поистине блаженны, дважды и многократно блаженны те, кому ступать надлежит по самоцветам и лалам! И прочие части в длину и ширину раскинутого дома неописанной ценности, все стены отягченные массою золота такого искусного блеска, что откажись солнце — дворец сам мог бы быть себе днем; каждая комната, каждая галерея, каждая даже створка дверная блестит. Прочее убранство соответствовало величию дома, так что поистине можно было подумать, что великий Юпитер создал эти чертоги небесные для собеседования со смертными.

2. Привлеченная прелестью местоположения, Психея подходит ближе, расхрабрившись, переступает порог и вскоре с восхищенным вниманием озирает все подробности прекраснейшего жилища, осматривая находящееся по ту сторону дома казнохранилище, выстроенное с большим искусством, куда собраны многочисленные богатства. Нет ничего на земле, чего бы там не было. Но, кроме удивительности стольких богатств, то было всего дивнее, что сокровища всего мира никакой цепью, никаким засовом, никаким стражем не охранялись. Покуда она с величайшим наслаждением смотрела на все это, вдруг доносится до нее какой-то голос, не облеченный телом. — Что, — говорит, — госпожа, дивишься многому богатству? Это все принадлежит тебе. Иди же в спальню, отдохни от усталости на постели, когда захочешь, прикажи купанье. Мы, чьи голоса ты слышишь, мы твои служанки, приставленные к тебе для верной службы, и как только окончишь ты свой туалет, не замедлит явиться роскошный стол.

3. Психея почувствовала блаженство от сознания, что находится под божественным покровительством, и, вняв совету невидимого голоса, сначала заснула, вскоре в бане смыла остаток усталости и, увидев сейчас подле нее появившийся полукруглый стол, судя по накрытым приборам, приготовленный для ее трапезы, охотно возлегла за него. И тотчас вина медвяные и множество блюд с разнообразными кушаньями подаются, будто гонимые каким-нибудь ветром, а слуг никаких нет. Никого не удалось ей видеть, только слышала, как слова раздавались, и только голоса имела к своим услугам. После роскошной трапезы кто-то вошел невидимый и запел, а другой заиграл на кифаре, которой она не видала. Тут до слуха ее доносится звук поющих многих голосов, и хотя никого из людей не появлялось, являлось ясным, что это хор.

4. По окончании развлечений, уступая убеждению сумерек, отходит Психея ко сну. В глубокой ночи легкий шум долетает до ее ушей. Тут, опасаясь за девство свое в таком уединении, робеет она и ужасается и боится какой-либо беды тем более, что она ей неизвестна. Но вошел уже таинственный супруг и взошел на ложе, супругою себе Психею сделал и раньше восхода солнца поспешно удалился. Тотчас же голоса, дожидавшиеся в спальне, окружают заботами потерянную невинность новобрачной. Так продолжалось долгое время. И по законам природы новизна от частой привычки приобретает для нее приятность, и звук неизвестного голоса служит ей утешением в ее одиночестве.

Меж тем родители ее старились в неослабевающем горе и унынии, а широко распространившаяся молва достигла старших сестер, которые все узнали и быстро, покинув свои очаги, мрачные и печальные, поспешили повидаться со своими родителями.

5. В ту же ночь к Психее так начал супруг ее, — ведь только для зрения он был недоступен, но не для осязания и слуха:

— Психея, сладчайшая и дорогая супруга моя, жестокая судьба готовит тебе гибельную опасность, о которой считаю тебя нужным предупредить. Сестры твои, встревоженные слухами о твоей смерти и ищущие следов твоих, скоро придут на тот утес: если услышишь их громкие жалобы, не отвечай им и не пытайся взглянуть на них, а то причинишь мне верную жестокую скорбь, а себе конечную гибель.

Она дала знак согласия и обещала следовать в своих поступках советам мужа, но как только он исчез вместе с окончанием ночи, бедняжка весь день провела в слезах и стенаниях, повторяя, что теперь она еще вернее погибнет, накрепко запертая в блаженную темницу, лишенная разговора с людьми, так что сестрам, о ней скорбящим, никакой помощи оказать не может и даже хоть краткого свидания с ними не дождется. Не прибегая ни к бане, ни к пище, ни к какому другому подкреплению, горько плача, отходит она ко сну.