Метаморфозы: танцор
Шрифт:
На допросе, кроме нас с Глыбой, решил поприсутствовать и наш спаситель — Тон Фог, правдами и неправдами выторговавший и вымоливший помощь Алифи. В свете последних событий снова показываться на той заставе капитану, пожалуй, не стоило. Меченый же послал всех куда подальше с нашими тайнами, загадками и проблемами и ушел в запой. Со знанием этого непростого дела, видно, не в первый раз. Логор лишь покачал головой, но вмешиваться не стал — что-то было у нашего лучника в прошлом, что-то остановившее возражения.
Переводчик не пытался спорить,
Начал беседу Глыба, он у нас командир, ему и по статусу положено. А я, как лицо, с некоторых пор лишенное подчиненности, ни на что не претендующее и ничего не достойное, могу и по ходу разговора встрять. В то, что я могу не встрять, верилось слабо — знаю я свои недостатки. А теперь, когда субординация окончательно испарилась, кто меня мог убедить не вмешиваться, вообще не представляю.
— Здравствуй, Тони. Как ты понял, разговор у меня к тебе есть. Ты не против? — риторический вопрос не предполагал отрицательного ответа, и я бы посмотрел на смельчака, рискнувшего возразить. Когда Глыба пытается говорить вкрадчиво, становится по-настоящему жутко, настолько неестественно это выглядит. — Откуда ты? Родился тут? Или так, жизнь занесла?
Вопросы повисли в воздухе и в этот раз ждали ответа. Тони, он же Тониар, охотник, переводчик, задержанный за непонятные грехи, недовольно скривился, но отпираться не стал — трудно отпираться, глядя в искренние глаза Логора.
— Местный я, родился здесь. А что происходит, командир? — как обращаться к Логору, горожане не знали, соответствующего обращения не придумали, а потому звали, как и солдаты, — командиром. Глыбе это нравилось, ничего менять он не собирался.
— Местный, говоришь, — Глыба словно не заметил вопроса Тониара. — Это хорошо. Значит, всех знаешь, и тебя все знают, ценят. Больше платят, поди? Мне вот казалось, что охота — это не очень денежное занятие?
— Нормальная работа. Если умеешь — на жизнь хватает. И все-таки, командир, а что я сделал? Может, меня расковать хотя бы? Руку очень свело, — честные глаза Тони просто лучились заботой о своем здоровье, нужно было быть бессердечным человеком, чтобы не пойти ему навстречу. Только сердечных людей вокруг не осталось, совсем.
— Обойдешься. На жизнь, говоришь, тебе хватает. Это тоже здорово, Тони, но понимаешь, мучают меня сомнения. Я тут порасспрашивал твоих земляков — как-то они не очень хотят говорить о тебе. Нет, домик твой, что Рорка сожгли, мне показали. Не знаю, как раньше, но сейчас хреновый у тебя домик. Пепелище, а не дом. Как жить-то будешь дальше?
— Никак. А что? Хотите мне денег на новый дать? Или сами сложите? — неожиданно начал грубить охотник. — Так вы снимите эти кандалы или нет? Руки, говорю, затекли!
Это он зря, нельзя так с Глыбой. Опасно
— Затекли, говоришь? — и он склонился над левой рукой Тони. Хруст ломаемого пальца совпал с криком пленника. — Так лучше? Стой, не говори. Сам догадаюсь.
Второй палец лопнул также отчетливо, на третьем охотник перестал кричать, а закатил глаза и стал поскуливать. Слезы потекли по небритым щекам.
— Так лучше, Тони? — Логор взялся за следующий, с искренним сочувствием заглядывая в зажмуренные глаза собеседника. Тот нашел в себе силы открыть глаза, но выдержать взгляд Глыбы даже не попробовал.
— Лучше. Много лучше, только не надо больше.
— Уже не затекают руки? Хорошо себя чувствуешь? — Глыба всегда был внимателен к чужим страданиям.
— Хорошо. Очень хорошо. Ты доволен? — Тони опять перешел на крик.
— Зря, Тони. Не надо мне хамить, — и четвертый палец с громким щелчком попросил о помощи.
Я смотрел на происходящее и понимал: что-то Логор узнал о нашем пленнике, что-то, заставившее его забыть, что еще вчера мы все вместе смотрели в лицо смерти. Хотя… Что во время боя делал охотник, я не представлял. Некогда мне было в том аду разглядывать переводчика.
— Ну что, Тони. На этой руке пальцы заканчиваются — переходить к правой или ты все-таки ответишь на мои вопросы?
Понадобилось принести воды, чтобы стонущий Тониар смог дать вразумительный ответ. Да, он готов отвечать. Нет, правую руку трогать не стоит. Да, ему лучше, гораздо лучше. И нет, хамить он больше не будет. Да, нет, да, нет — простые ответы на простые вопросы ценой в последний здоровый палец левой руки.
— Я продолжу, Тони. Вот осталось в городе живых-то всего ничего, и столько ужасов они насмотрелись, кажется, кого теперь бояться? А о тебе говорить люди боятся. Не то, чтобы прямо колотило их, но боятся, ведь что-что, а страх я узнаю.
Пленник молчал, закусив от боли губы, и старался на Глыбу не смотреть. Четыре опухших пальца левой руки, вывернутых под совершенно неожиданными углами, напротив, постоянно попадались на глаза. Чинить их никто не торопился.
— Только я умею бороться с людским страхом, Тони. Работа у меня такая. Так что показали мне еще один дом, в котором, вроде как, богач жил. А оказалось, что дом твой. В самом центре города. И знаешь, что странно? Завалены окна, забиты двери, не дом — крепость. Спорить будешь? — с искренним интересом спросил Глыба.
Пленник в кои-то веки поднял взгляд. И не было там страха. Сквозь тонкое покрывало слез на Логора смотрели все те же холодные и расчетливые глаза. Как там мне казалось: хорошие актеры покинули Валенхарр? Не факт, совсем не факт. Не понравился мне взгляд этого серого, ничем не примечательного человека из такого же серого, ничем не примечательного города.
— Не буду. Есть один домик. Я на него всю жизнь копил, недоедал, недопивал, по медяку откладывал. А окна и двери завалены по вашему же приказу.