Метаморфозы: тень
Шрифт:
Тот покачал головой.
— Вот и он не знает. Потому что нет таких. Не готовы люди. Хочешь правду? В этом мире есть один человек, способный хоть на что-то. Догадываешься, кто это?
Я замотал головой.
— Я говорил уже, я не могу. Не мое это. Какой из меня правитель? Харизмы нет. Опыта нет. Истории за душой и то нет. Нет.
— Да. Но это — единственный вариант, при котором я мог бы поверить, что предложенное тобой имеет право на жизнь. Вот только Итлана даже такой вариант рассматривать не станет, это правда.
— Встань, король людей, —
— Вы не слышите. Вы не хотите слышать, — я вскочил на ноги. — Есть другой вариант, который я вам предлагал.
— Второе безумие, — кивнул Бравин.
— Главное, — возразил Малый. — По сравнению с ним первое предложение — и не безумие вообще.
— Почему безумие? Ведь все равно он умирает. И умрёт. Развеется по ветру, был Владыка и не будет Владыки. Так не лучше ли дать ему шанс, а людям — надежду?
— Этого никто не одобрит.
— Об этом никто и не узнает, Высший. Вы призвали меня сквозь пелену между мирами, справились. И к телу приконопатили так, что и хотел бы — не вырвался. Что повторить мешает?
— Теперь меня послушай, — Бравин одним жестом вернул поднявшегося было на ноги Малого на место. — Не спеши. Сохранение песни смерти Алифи — ритуал отработанный. Стражи-талли — это и есть песня смерти, которой не дали развеяться и уйти к Свету. Квинтэссенция души. Но для переноса этого мало, нужны тело, Мастер, способный выполнить ритуал, и много Тахо. Мастер найдется — пара дней на подготовку и я мог бы попробовать. Тахо — не проблема, есть пленники, будет мало — найдем другой источник. Остаются ритуалы, закрепляющие дух в теле: песни дома, пути, цели. Ничего этого по отношению к умершим Алифи никогда не проводилось. Никогда. Чистая импровизация. Но главное, нет подходящего тела и не будет. Никогда не проводились исследования по уничтожению души Высшего — выжигали только души людей. Поэтому не будет тела Алифи.
— Да, но есть тела людей.
— Немыслимо. Как поведет себя душа Энгелара в человеческом теле? Кто может предсказать? Ты? Нет? Тогда о чем разговор?
Я кивнул.
— Я не спорю, Высший. Ты прав. Предсказать не могу. Я вообще не понимаю, как тут души из тел в тела переезжают. Но это я не могу, а ты? Может ли что-то получиться? Красиво все было бы. Просто представьте. Проводите свой ритуал, по которому вы меня сюда притащили. Энгелар остается жив, а вы получаете человека, способного основать первый человеческий полис. А там и я на подхвате. Все сложилось бы. И Хрустальный Родник остался бы жив. И Итлана спасла бы отца, пусть так, но это лучше, чем пеплом по полю. Я…
— Понятно с твоими хотелками, — Бравин раздраженно перебил. — То, что ты сказочник, мы все поняли, но решать не нам. Судьбу Владыки сейчас может решить только дочь. Думай, как до неё донести свои мысли, и помни, что судьба людей ей не интересна, а вот жизнь отца… Нечаянная надежда может толкнуть любящую дочь на безумство. Думай, и я буду думать.
— Знаешь, Мастер. Вот веришь-нет, а мне нравится, — Малый засмеялся. — Нелепостью нравится. Дикостью и безумием.
И он, ухмыляясь на все свои здоровые зубы, вышел из шатра.
Итлана побелевшими пальцами сжимала горло горбатого негодяя. Когти пробили тонкую грязную кожу и струйки противно красной крови стекали по рукам. Как свинью на бойне держала, вглядываясь в воспаленные красные глаза и пытаясь найти в них насмешку. Никто не посмел вмешаться, даже возгордившийся сверх меры после полученного аванса Брави, который сначала дернулся, но вынужден был отпрянуть, встретившись с полыхнувшим яростью взглядом девы битвы. Всё, постельные утехи закончились, а каждый день сейчас — новый бой, и не придворному заклинателю мешать деве битвы делать ее работу.
Человек смешно сучил ногами, пытаясь удержаться на вытянутых носках, иначе когти Высшей окончательно вошли бы под челюсть, скрывшись в всклокоченной бородке. Сучил ножками, цеплялся кривыми ручонками в закаленную битвами ладонь Итланы и хрипел, пытаясь дышать. Но молчал. И упрямо не отводил глаз.
— Как ты посмел, смерд?
Она сжала пальцы еще сильнее, заставив человека закатить глаза, но не сумев выжать из него даже стона, не говоря уже о мольбах.
— Как ты посмел? — она перешла на крик.
— Госпожа, он не может вам ответить, — Бравин все-таки решился замолвить слово за своего слугу. — Выдавить из него жизнь Вы всегда успеете, только никто не убивает актера в ещё не начавшемся спектакле. Дайте ему вздохнуть и договорить. Моя госпожа, этот человек мне нужен. Очень нужен.
— Зачем, — Итлана отшвырнула свою жертву в сторону, даже не удосужившись взглянуть, жив ли еще человек, не сломала ли она ему в гневе тощую шею. Впрочем, горбун заворочался, закопошился, захрипел, пытаясь выровнять дыхание. Живучий, сволочь. — Зачем, Бравин?
— Вам не надо этого знать, моя госпожа. Он мне нужен, этого достаточно, — голос мастера неожиданно окреп. — Послушайте. Поверьте, это стоит того.
Наследница трона выровняла дыхание и подчеркнуто спокойно спросила:
— Пока я услышала достаточно для одного вывода — этот горбун предлагает мне убить собственного отца. Ну, так чего же стоит такое предложение? Посчитай, заклинатель. В золоте. И в месяцах пыток, — она неожиданно вновь повысила голос и развернулась к поднявшемуся на колени человеку.
— О-о, я умею дарить боль тем, кто этого заслуживает. Железо, дерево, огонь, вода — все в соответствии с трактатами предков. Вода — для немощных. Огонь — для Темных. Железо — для достойных и дерево — для прочих. Ты не заслуживаешь железа, а все остальное… Столько вариантов, столько сочетаний.
Человек тихо стоял на коленях, не рискуя поднять голову. Покорно. Не пробуя оправдаться. Может, поэтому Итлана почувствовала, как напускное спокойствие стало превращаться в безразличие. Горбуном больше, горбуном меньше — это не поможет отцу.