Метаморфозы вампиров

Уилсон Колин Генри

Карлсен облегченно почувствовал, что фаза суицидности миновала.

Разговор об этом лишь снова ее укрепил.

— Как это произошло?

— Вчера после работы я поехала за покупками. Мужу хотела купить шелковый галстук и заехала в «Мэйсиз».

Карлсен с улыбкой кивнул. Японцам почему-то нравится именно «Мэйсиз». Вот уж тридцать с лишним лет он является одной из основных в Нью-Йорке приманок для туристов. В духе характерной для 2090-х ностальгии, магазин был реконструирован в том же виде, в каком был двести лет назад: старомодные деревянные прилавки, сзади на полках — коробки с товарами. Идея обернулась невероятным успехом. И хотя с той поры ряд конкурентов по «ностальгии» обанкротился, «Мэйсиз» продолжал

цвести, пользуясь поддержкой японских обитателей Нью-Йорка.

— На первом этаже у них выставка, вы не видели? — Карлсен в неуверенности покачал головой. — Демонстрируют новый строительный материал… забыла название.

— Диолитовое стекло?

— Точно. Смотрится как стекло, дока не пропускаешь через него ток. Тогда оно все темнеет и темнеет, и, наконец, совсем перестает пропускать свет. Зимой оно пропускает все солнце, а летом ровно столько, сколько нужно. И вот нас пригласили внутрь показать, как оно работает — мы на Мэйне думаем ставить себе коттедж. И тут я вдруг увидела, как в магазин входит Карло. Он был еще с каким-то мужчиной и меня не заметил. А у меня, как только его увидела, буквально ноги подкосились. Мы с ним вот несколько часов как ласкались, но, если б он зашел сейчас на выставку и велел мне при всех раздеться, я бы сделала не задумываясь. — Она говорила ровно, обычным голосом, без малейшего эпатажа. — Я стояла, не спуская с него глаз — хотелось пулей выскочить, схватить его за руку. Только уже никак нельзя: специалист рассказывал про дом, и от группы оторваться как-то неприлично. Поэтому я просто стояла, ловила его взгляд. Он от стены стоял всего в нескольких футах, так что я чувствовала: вот-вот и увидит, как я таращусь во все глаза. Но, похоже, он очень занят был разговором и смотрел в другую сторону. Потом продавец потянулся к регулятору; стена начала темнеть. И едва это произошло… Я почувствовала что-то странное. Точно не передам… вот вы знаете, бывает так, что при простуде уши закладывает, будто пробками? А потом в прекрасный момент р-раз — все опять великолепно слышно? Примерно то же и со мной. В голове будто щелкнуло что-то. И вдруг я почувствовала, что в Карло больше не влюблена.

— Прямо так! — ошарашенно переспросил Карлсен.

— Именно так. Чем-то это было вызвано…

— Электричеством?

— Не исключено. Стоило стене потемнеть, как от, любви у меня ни следа. Просто исчезла, и все. Я смотрела на него и думала: «Да я с ума сошла. Какая посредственность, мой муж намного симпатичнее». А стоило вспомнить о муже, и такая бездна нахлынула отчаяния и вины, что я взмолилась: лишь бы он ни о чем не заподозрил. Что до Карло, то я боялась: хоть бы не обернулся в мою сторону. Он по одному виду уже бы понял, что абсолютно ничего для меня не значит. Я теперь и в толк взять не могла, как меня угораздило влюбиться. Он смотрелся теперь каким-то фальшивым, поверхностным. Стена стала абсолютно черной, и Карло я больше не видела. Но наружу выходить не решалась: вдруг увидит. Поэтому стояла и делала вид, будто бы слушаю. Вот человек опять повернул регулятор, и стены начали меняться. А через несколько минут, когда снова стало видно Карло, я уже ненавидела его за то, что он заставил меня изменить мужу. Но тут снова: человек сдвинул регулятор, и все переменилось.

Карлсену только головой оставалось покачивать.

— Что, опять любовь?

— Опять. Только не совсем так. Фальшивым, поверхностным он больше не смотрелся. Но я же помнила, что было минуту назад, поэтому все смотрелось теперь как-то в ином свете. Я знала — это какой-то фокус, колдовство какое-то. Тело по-прежнему домогалось его, а уму было ясно — он не заслуживает, чтобы его любили. Я буквально выбежала из магазина, через другое крыло, и приехала сюда, домой. Села снаружи на балконе и пыталась осмыслить, что произошло. — Она блеснула глазами на Карлсена, губы

выдавили горькую усмешку. — Хотя вы и представляете: мыслить-то было не о чем. Он же сам открыл правду, что он вампир.

— Сказано, по крайней мере, честно.

— Да какая честность! Обыкновенный расчет. Он знал, что околдовывает меня. Тогда, когда стояли в лифте. Вы же понимаете?

— Да. (Нет, все равно удивительно, насколько просто я себя сдаю).

— Околдовал все же?

— Не совсем. Ему надо было настроиться на ваше жизненное поле. Когда он это сделал, стало можно посылать свои вибрации. Вы их вначале не ощущали: слишком слабые. А вот когда уже удостоверился, вибрации окрепли, и он вам дал их почувствовать. Вспомните, на третье утро.

— И вот тогда я попалась, — негромко произнесла Ханако. — Я ведь даже думала, что сама виновата, — снова тусклая улыбка. — Может, действительно, так оно и было?

— То есть?

— Мне не надо было сдаваться. Я же могла воспротивиться. — Не думаю. Настроившись, он уже знал, где у вас заканчивается сопротивление.

Она посмотрела на него с любопытством.

— У таких людей вообще бывает совесть?

— Не знаю.

— Вы кого-нибудь из таких встречали?

— Я до недавних пор и не знал, что они существуют. (Не сознаваться же, что стаж насчитывает каких-то семь часов).

— Я не думаю, что у Карло есть совесть. Ему было все равно, что я замужем и люблю своего мужа. Он хотел меня, и просто взял свое. А я допустила.

— Вины вашей в этом не было. Вы не знали, что происходит.

— Да, это так. — От этой мысли ей, по-видимому, полегчало.

— А как вы теперь относитесь к Карло? — поинтересовался он.

— Ненавижу, скорее всего. Да, именно ненавижу. Теперь, когда обо всем думается спокойно, я вижу, что это опасный человек, такому место в тюрьме.

— Легко сказать…

— Да, я понимаю, и ни на что такое не надеюсь. В законах об этом не сказано.

Одного взгляда на Ханако было достаточно, чтобы понять ее чувства. Любовник виделся ей человеком, жестоко обманувшим доверие.

— Что вы думаете делать?

— Не знаю. Напишу, наверное, Карло, скажу, чтобы впредь ко мне не подходил. — В глазах женщины мелькнула внезапная надежда. — А вы не могли бы передать ему вместо меня?

Мысль настолько неожиданная, что Карлсен слегка растерялся.

— Н-ну… думаю, что и смог бы.

— Вам бы он поверил.

Вполне логично. Если письмо любовнику напишет она, не исключено, что он начнет напрашиваться на встречу. Может, даже сумеет снова улучить ее в свои сети. А именно этого она и боится.

— Хорошо, я переговорю с ним.

— Спасибо. — Облегчение нахлынуло волной, еще раз дав понять, что жизненные поля у них попрежнему в тесном контакте.

— Теперь бы вам лучше заснуть, — заметил Карлсен, вставая.

— Да, — она улыбнулась. — Теперь спать.

Он стоял уже в дверях, когда Ханако окликнула:

— Скажите мне, пожалуйста…

— Да?

— По-вашему, Карло один из тех, о ком писал ваш дед?

Карлсен озадаченно вздохнул.

— Честно сказать, не знаю. Это надо будет повыяснять. Я на вас выйду.

Только на улице, он запоздало спохватился, что адреса-то так и не взял. Спалось хорошо, крепко. Но проснулся среди ночи и вспомнил, что вампир — сон как рукой сняло.

Поначалу размышления не лишены были приятности: интересно все же ощущать в себе неизведанные силы, увлекательно. При мысли же о Ханако Сузуки в душе шевельнулось сочувствие, вспомнился ее гнев. Она походила на соблазненного взрослым ребенка, которому раскрывается вдруг вся суть происшедшего. Осуждения Карло заслушивает ничуть не меньше, чем священник, втихомолку изнасиловавший девочку из хора. Подумалось о Линде Мирелли, и немного легче стало от того, что у самого хотя бы совесть чиста. По крайней мере, Карлсен был с ней откровенен…