Метель в моем сердце
Шрифт:
– Да плюс к тому спал с его подружкой, – подытожила Лилли, покачивая головой. – Уэс Хеймер – последняя сволочь.
– Согласен. Они держат его интрижку с Миллисент в секрете. Не для того, чтобы защитить Уэса, но чтобы оградить чувства ее родителей. Зачем усугублять их страдания?
– Он заслуживает публичного осуждения, но я понимаю, что заставило их так поступить.
– Говорят, он чувствует себя паршиво, но не только из-за Скотта или из-за того, что произошло на горе.
– Он всего лишь следовал примеру
– Не совсем так, Лилли. Если верить Скотту, Уэс сознался, что это он подзуживал Датча на охоту за мной.
– А Уэсу-то какой интерес охотиться за тобой?
– Какое-то время он всерьез опасался, что его собственный сын может оказаться Синим.
– Скотт?
– У него был мотив. По крайней мере, Уэс так думал. Уэс сыграл на чувствах своего старого друга и подтолкнул его на то, что самого Датча давно уже подмывало сделать: достать меня из ревности к тебе. Уэсу нетрудно было убедить Датча, но он не ожидал, что дело обернется смертью его лучшего друга. Эту вину он унесет с собой в могилу.
– Не понимаю, как она может оставаться с ним.
– Миссис Хеймер? Скотт говорит, она была готова его оставить, когда узнала о стероидах. Уэс умолил ее остаться. Он говорит, что стал другим человеком. Перевернул страницу. В доказательство того, что он раскаялся, Уэс даже бросил тренерскую карьеру. Он теперь торгует спорттоварами.
– У дяди Миллисент?
– Нет, так далеко его раскаяние не заходит, – покачал головой Тирни.
– А как же Скотт? Что ждет его в будущем?
– Он все еще в инвалидной коляске, но, как только полностью поправится, он хочет продолжить образование, как и собирался.
– Но только не в спорте, я думаю?
– Нет. Он больше не будет играть в спортивные игры и сам безмерно рад этому.
– Представляю себе, насколько он был несчастен, если пошел на такую крайность, лишь бы выбраться из-под давления отца.
– Он и сейчас несчастен, – проговорил Тирни, задумчиво хмурясь. – Скотт о многом мне рассказал, можно сказать, душу открыл. Он рад, что от него больше не будут требовать участия в спортивных состязаниях. Но он кое-что скрывает. Он мне прямо сказал, что это дело слишком личное, он еще не готов этим поделиться. Я много за ним наблюдал, пока мы вместе были в реабилитационном центре. Он много читает. Главным образом греческих и римских классиков. Часами сидит, уставившись в пространство. Он очень грустный юноша.
– Может быть, он тоскует по Миллисент?
– Он, конечно, сожалеет о том, что с ней случилось, но после того, как она и Уэс… – Тирни не договорил. – Что-то еще разбило ему сердце… Или кто-то еще. Может быть, позже он почувствует себя готовым поговорить со мной. Он обещал держать связь.
– Я уверена, он ценит твою дружбу.
– Он хороший парень.
Немного помолчав, Лилли сказала:
– Ты, конечно, знаешь, что Уильям Ритт признал все обвинения?
Губы
– Пять пожизненных сроков. И все-таки это слишком хорошо для него.
– Совершенно с тобой согласна.
– Что ж, по крайней мере, он сэкономил налогоплательщикам стоимость процесса.
– Его никогда не любили, – задумчиво сказала Лилли. – Никто не любил. По собственному опыту знаю: все его попытки завоевать мои симпатии вызывали у меня растущую настороженность. А теперь даже родная сестра его покинула. Я плохо знаю Мэри-Ли, но со мной она всегда была приветлива. Представляешь, каково ей теперь?! Я послала ей письмо со словами сочувствия, но оно вернулось нераспечатанным.
– Я слышал, она уехала из Клири и никому не оставила адреса. Пожалуй, она сделала правильно, – заключил Тирни.
– Пожалуй, – согласилась с ним Лилли.
Исчерпав эти темы, они замолчали. Лилли чувствовала, что он смотрит на нее. Сама она упорно смотрела только на пачку писем у себя на столе. Наконец, чувствуя себя не в силах выносить затянувшуюся напряженную паузу, она вскинула на него взгляд.
– Лилли, я до сих пор тебе не звонил, потому что…
– Я не спрашивала тебя об этом…
– Но ты заслуживаешь объяснения.
Лилли встала и подошла к окну. Самая страшная снежная буря последних десятилетий положила конец зиме. Весна была в разгаре, близилось лето. Двадцатью этажами ниже лежали улицы Атланты, купающиеся в мягком свете послеполуденного солнца.
– Ты сменил больницу, Тирни. Ты просил людей из ФБР в Шарлотте никому, включая меня, не давать никакой информации о том, как тебя найти. Я все поняла.
– Нет, ты ничего не поняла. Это совершенно не означало, что я не хотел тебя видеть.
– Ты уверен в этом?
– Уверен!
– Тогда что?
– Тебе надо было похоронить Датча. Мне надо было эксгумировать Торри.
Вся обида Лилли сразу пропала. Она повернулась к нему.
– Прости! У меня так и не было случая тебе сказать, как я скорблю о ней.
– Спасибо. Я наконец-то узнал, что с ней произошло. Хорошо, что все прояснилось. Я испытал облегчение, но пережил ужасные дни. Мне и сейчас трудно вспоминать этот кошмар.
Лилли чуть было не бросилась к нему при этих словах, но все-таки удержалась.
– Мне хотелось бы, чтобы ты рассказал о Торри. Если, конечно, ты сам этого хочешь.
– Это тяжелая история, но ты должна ее услышать.
Лилли кивнула, чтобы он продолжал.
Тирни глубоко вздохнул.
– Когда Торри только-только появилась на свет, я надолго уехал в Африку. У меня был контракт на серию очерков о континенте для журнала путешествий. Это должно было занять несколько недель, но растянулось на месяцы. Многие месяцы. Я пропустил День благодарения, пропустил Рождество. Я много чего пропустил.