Метель
Шрифт:
Дверь в кабину тут же с грохотом распахивается и два амбала при строгом параде кидаются к нам.
— Стоять — сдавленно рявкает отец. потому что вдох не может сделать под моим натиском.
Парни неуверенно тормозят, но уходить не торопятся.
— Исмет Мурато…
— На выход орда, — велит непреклонно. — Без вас разрешим.
Унылые морды нехотя покидают помещение, а я с рыком отшатываюсь от отца как от прокаженного. Пелена с глаз уже успела сойти, и мне удалось вернуть себе хоть какое-то самообладание.
— Не смей говорить о ней, —
— Много ты понимаешь, — выплюнул он, продолжая подпирать стенку спиной. —
Думаешь, у тебя что ли было бы по-другому?!
Он так ядовито усмехается, что у меня поджилки начинают трястись от ярости.
— Понапридумывали россказни про светлые чувства, — злобно сетует, отлепившись от стены, и неровной походкой двинувшись к столу. — Тоже мне… нашел, чем бахвалиться. Страсть и похоть — вот, что движет твоими мозгами, сынок! Сегодня есть — завтра нет. Думал, в своем возрасте ты уже должен это понимать, и в состоянии отличить помешательство от чего-то осознанного.
Отец громко откашливается и опрокидывает в себя новый бокал.
— Да и это даже не суть, к чертям бы все собачьим… С чего ты вообще взял, что у вас что-то могло получиться? — спрашивает, уже не сдерживая эмоций. — Рано или поздно любая страсть заканчивается и вот тогдаааа… ты в полной мере ощутил бы, мой дорогой мальчик, всю прелесть своей любви, которой уже не прикрыть бездонную пропасть между вами!
Я не знаю, почему до сих пор стою и слушаю его. До чего хочу докопаться?! Что услышать между строк?..
— Только понял бы ты это слишком поздно! Понял, насколько она далека от тебя.
Потому что ни в чем у вас нет пересечений, кроме той самой страсти. Ни в воспитании, ни в интересах, ни в состоятельности… Ни в чем! Она даже не нашей религии! Ты об этом вообще задумывался хоть раз?! Насколько ей чужд наш менталитет?
На несколько мгновений в воздухе замирает звенящая тишина.
— Нашей религии… — повторяю эхом, пристально глядя на отца, что в тот же миг осекся. — До сих пор ты закрывал глаза на то, что я не отношусь к нашей религии. А здесь, выходит, уже давно все решил за меня.
Он кривит губы и небрежно отмахнувшись, качает головой.
— Твоя мать слишком долго растила тебя по своему укладу. Тут уже ничего не сделаешь…
— А может это ты слишком поздно пришел в мою жизнь?! — обрываю я его и начинаю приближаться, а сердце так и щемит от старых ран. — Она — достойнейшая душа, и ты должен благодарить ее, за то, что родила и растила меня, пока тебе было плевать! Или ты решил, что я забыл? Думаешь — такое вообще возможно забыть?! Затереть пол куска своей жизни и делать вид, что ничего не было! Но я все равно старался… Старался, как мог! Хотел быть достойным сыном своего отца, который одумался, взял опеку и поднял меня на ноги.
Наши взгляды, полные бетонной тяжести, замерли в непрерывном контакте.
— Я многое тебе простил. Ты даже не представляешь сколько!
Ты спокойно дал ей умереть. Палец о палец не ударил, чтобы помочь, когда она выла от боли! Когда столько времени мучилась, не в силах найти помощи. Хотя у тебя были ТАКИЕ возможности!
Он смотрел на меня в хмурой растерянности. Да. Самое время для откровений.
Чтобы больше ничего не осталось. Одни руины.
— И ты столько лет держал это в себе?.. — неожиданно спрашивает, заглядывая мне в глаза. — Но ты ведь ничего не знаешь, Самрат! Неужели решил, что зная ее беду, я не попытался помочь?!
Я не воспринял его слова. Сейчас можно сказать все, что угодно! Но за одно мгновение не выбить из души бетонную стену многолетней обиды.
— Послушай меня, — упрямо пытается он добиться моего внимания. — Разве ты не помнишь, когда я тебя забрал? Не помнишь, почему все время ты разговаривал с ней по телефону?! Потому что не дома она была, а лечилась в лучшей клинике страны! Да только врачи уже ничем не могли помочь… У нее был безнадежный случай, сынок! Так что… ты напрасно хранил этот камень в своей душе.
Некоторое время внутри происходила такая борьба, что я не мог никак отреагировать на все, что услышал. Ведь это должно было принести мне облегчение! Но оказалось — этого недостаточно…
— Я рад, что ошибался, — выдавливаю, наконец, но слова звучат лукаво. — Только скажи мне кое-что… Если бы мама не позвонила тебе тогда, появился бы ты вообще в моей жизни?
Это был вопрос без открытых претензий и заданный абсолютно мирным тоном. Но отец задумался. На доли секунды, прежде чем уверенно ответил:
— Да. Это случилось бы. Еще до ее звонка я думал об этом.
Не сводя с него глаз, я кивнул, подтверждая собственные догадки.
— А если бы Айжан родила тебе сына, — бью следом неожиданным вопросом. — Ты бы задумался об этом?
Я улавливаю как он делает вдох вот-вот собираясь ответить, но… с его губ так и не срывается ни слова. Нет, я верил, что отец действительно задумывался обо мне.
Спустя четырнадцать лет и три дочери. Но мне было чертовски жаль, что в этом я не ошибся. И этот камень ему никогда не вытаранить из моей души.
— На этом и закончим, — говорю хрипло, даже обессилено и оправив, куртку, иду на выход.
— Ты совершаешь большую ошибку! — бросает он мне вслед. — Ставишь себя выше всего, это недопустимо!..
Но я даже не оборачиваюсь, и в следующую секунду решительно захлопываю между нами последнюю дверь.
АНЯ
Резкий грохот раздался в квартире и грубо выдрал мое сознание из густого дрема.
Даже сердце подскочило в груди от неожиданного пробуждения. Я распахнула глаза и устремила сонный взгляд в сторону коридора. В комнате царила полутьма из-за плотных штор, что наглухо перекрывали дневной свет, поэтому сложно было определить время суток. Впрочем, счет дням я тоже потеряла…