Метель
Шрифт:
– Отчего же?
– Я замужем.
Офицер потупил голову. "Как, зачем она замужем?
Кто просил ее выходить замуж?" Ему стало неловко и досадно. Он продолжал:
– Отчего же вашего мужа нет с вами?
– Он в деревне; он выезжать не любит.
– Как же вы теперь?
– Он отпустил меня с бабушкой в Воронеж, на богомолье.
"Хорош вожатый!" - подумал офицер, глядя на старушку, которая что-то бессмысленно жевала.
– И вы живете всегда в деревне?
– спросил он снова.
– Всегда...
– Безвыездно?
– Безвыездно.
– Помилуйте, да там скука, должно
Она слегка вздохнула.
– Что ж делать, привыкнешь.
– Да как же вы время проводите?
– Да так, как обыкновенно в деревне.
– Да что ж вы делаете?
– Да почти ничего. Занимаюсь хозяйством, вышиваю, читаю.
– У вас детей нет?
– Нет.
Офицеру это было не противно, а почему - бог знает.
– Что ж вы читаете?
– Что случится. Французские книги, русские журналы...
Офицер поморщился.
– Вы люди светские, - продолжала она, улыбаясь, - не понимаете отрады чтения. Книга - это товарищ, это верный друг. Попробуйте прожить в деревне, поживите, как я, тогда поймете, что такое книга. Да без нее просто бы, кажется, можно с ума сойти. Вечера-то, знаете, длинные; деревня наша в степи; соседей нет, а если и бывают изредка, то все такие, что лучше бы их вовсе не было.
– Ваш муж охотник?
– Да, мой муж очень любит охоту. Да, впрочем, в деревне надо же иметь какое-нибудь занятие.
– А позвольте спросить: муж ваш человек молодой?
Она невольно рассмеялась.
– Нет, - сказала она, - да что о нем говорить.
Скажите-ка лучше, вы как сюда попали?
– По делам.
– Надолго?
– Нет, я спешу к брату на свадьбу.
– Вы будете шафером?
– Разумеется. Я даже очень спешу... то есть очень спешил...
– А теперь не спешите?
Офицер нежно на нее взглянул.
– Теперь я вас встретил.
– Бабушка, - сказала молодая женщина, - я думаю, метель утихла, можно бы ехать...
Старушка не расслышала. Присутствующие отозвались, что прежде утра и думать было нельзя о продолжении пути, а что следовало подумать о ночном отдохновении. Наступила глухая полночь. Всех клонило уже ко сну; все более или менее поглядывали с завистью на кровать. Но в подобные минуты голос справедливости всегда торжествует. Общим приговором положено предоставить кровать слабейшим членам случайной общины, то есть старушке и девочке, которая, накричавшись вдоволь, спала уж где-то в углу. Как сказано, так и сделано. Старушку уложили. Она поохала, пошептала, покрестилась и заснула. Купцы расположились на диванчике и на лежанке и вскоре звучным дыханьем объявили, что уж перешли в невидимый мир сновидений.
Капитан расположился на сундуке. Капитанша, сестра ее и черноокая красавица легли поперек дощатой кровати. Под головы положили им подушки, к ногам придвинули скамейки. Капитанша легла с одного края, молодая женщина с другого. Между ними расположилась зрелая девушка. Офицеру оставался стул, который как будто нарочно стоял с хорошего края. Он сел. Все это происходило самым естественным образом, как будто вследствие какого-то безмолвного условия. В комнате воцарилось молчание, прерываемое только стуком маятника, дыханьем спящих и воем метели. Странное кочевье освещалось одной сальной свечкой, с которой от времени до времени неустрашимый капитан снимал решительно пальцами. Но вскоре это занятие его
– Я виноват перед вами, - говорил офицер, - я сказал глупость. Вы, кажется, на меня рассердились.
– Нет, я не рассердилась. Только я женщина несветская, я не привыкла к подобным любезностям. Оно забавно, может быть, с одной стороны, но, с другой, и не дурно, потому что мы не умеем играть словами и говорим только то, что чувствуем.
– Да, и я говорю то, что чувствую.
– Перестаньте, пожалуйста. К чему это? Мы с вами встретились случайно, сейчас расстанемся, никогда не увидимся - нехорошо. Я знаю, вы смеетесь над уездными дамами, и Пушкин над ними смеялся... И подлинно, есть много в них смешного, но, может быть, в то же время много и грустного. Подумайте, - продолжала она, как будто говоря сама с собой, - что такое судьба женщины молодой, знающей только по книгам, что есть хорошего в жизни? Муж ее в отъезжем поле. Он, может быть, человек хороший... Да все не то: скучно в деревне... и не то что скучно, а досадно, обидно както. Все жалеют об узнике в темниц"; никто не пожалеет о женщине, с детства приговоренной к вечной ссылке, к вечному заточению. А вам весело в Петербурге?
– Весело, - сказал,, вздохнув, офицер, - да, мне там очень весело, слишком весело... Я человек светский.
Только что странно: я от излишества, вы от недостатка - мы оба дожили до одного, то есть до тяжкой скуки.
Вы жалуетесь, что в вашей одинокой ссылке вам негде развернуть души и сердца; мы же, вечно ищущие недосягаемого, мы чувствуем, что душа и сердце подавлены в нас. Вы знаете холод одиночества, но вы, слава богу, не знаете еще холода общественной жизни. Вы знаете, что любить надо, а мы знаем, что любить некого.
В вас кипят надежда и сила, нас давит бессилие в немощь.
– Вы были влюблены?
– спросила она едва внятно...
– Еще бы! Да и как! Да что в том толку... В свете идти на любовь значит идти на верный обман. Вы что думаете про любовь?
– Я!.. Так... да... нет, ничего...
– Любовь - душа вселенной; но этой душе куда как тесно в свете, и знаете ли почему? Потому, что за ней выглядывает тщеславие. Я тоже иногда думал, что меня любили, а вышло что же? Любили не меня, а бального кавалера, светского франта, и я не знал, как совладеть с своими соперниками.
– Неужели?
– сказала она невольно.
– Да кто ж они могли быть?
– - Да мало ли их... Бальное платье, мелочная досада, глупая сплетня, завидное приглашение, маскарадный наряд и тьма подробностей, составляющих, так сказать, всю сущность светских женщин.
– Так вы не верите в любовь?
– Сохрани бог! В любовь нельзя не верить; но я говорю только, что любить-то некого. Для любви нужно столько условий, столько счастливой случайности, столько душевной свежести и неиспорченности. Но, слава богу, я чувствую, что я могу еще любить, но уж не светскую барыню. Дорого они мне дались... Я бы мог любить страстно, неограниченно и свято душу не светскую и доверчивую, которая вверила бы мне всю участь по чистому внушению, без боязни и без расчета... Если б вы, например...