Метель

Сорокин Владимир Георгиевич

— Семен, Марков сын. Мельник.

— Доктор Гарин. У вас с женой одинаковые отчества?

— Да! — засмеялся человечек и пошатнулся, оперся о самовар, но тут же отдернул руку. — Марковна и Маркыч. Так угораздило, мать твою...

— Не матерись, — подошла мельничиха. — Присаживайтесь, доктор, откушайте чаю. Да и водочки с мороза-то не грех выпить.

— Не грех, — согласился доктор, которому очень захотелось выпить рюмку.

— А как же! Водка да чай — в мороз не скучай! — пропищал мельник, шатаясь, подошел к бутылке, обнял

ее и звучно шлепнул по ней ладонью.

Бутылка была вровень с ним.

Доктор опустился на стул, Авдотья поставила перед ним тарелку, стопку, положила трехзубую вилку. Мельничиха взяла бутылку, слегка отпихнув ею мельника, который сразу сел на стол, ткнувшись спиной в краюху пшеничного хлеба, наполнила стопку доктора:

— Выкушайте на здоровье.

— А мне? — спросил мельник, дымя цигаркой.

— А тебе хватит ужо. Сиди, кури.

Мельник не стал спорить с женой и сидел, прислонившись к краюхе и дымя.

Доктор взял стопку, молча и быстро выпил, не выпуская папиросы из левой руки, подцепил вилкой квашеной капусты, закусил. Мельничиха положила ему в тарелку кусок домашней ветчины и жаренной на сале картошки.

— Марковна, надо еще чего? — спросила Авдотья.

— Не надо. Ступай к себе. А Перхушу к нам зови.

Авдотья вышла.

Доктор, затянувшись пару раз, быстро загасил папиросу в маленькой гранитной пепельнице, полной маленьких же окурков, и с жадностью принялся есть.

— Перху-у-шу! — презрительно протянул мельник, кривя и без того некрасивый, лягушачий рот. — Нашла гостя дорогого. Перхушу! Рвань! И срань!

— Мы каждому гостю рады, — спокойно произнесла мельничиха, наливая себе самогона, с полуулыбкой поглядывая на доктора и не обращая внимания на мужа. — Будьте здравы, доктор.

Платон Ильич молча кивнул с набитым ртом.

— А мне налей! — плаксиво выкрикнул мельник.

Таисия Марковна поставила свою поднятую было стопку, вздохнула, взяла бутылку и плеснула самогона в стальной наперсток, стоящий на маленьком пластиковом столике. Этот стандартный столик для маленьких людей доктор сразу и не приметил. Он стоял между блюдом с ветчиной и чашкой с солеными огурцами. На столике поблескивал наперсток, стояли стаканчики, тарелочки с той же самой закуской, что и на большом столе для обычных людей, только отрезанной по кусочку от большой закуски: кусочек ветчины, кусочек сала, кусочек соленого огурца, хлебный мякиш, соленый груздь, капуста.

Затянувшись быстро и с неприятным, змеиным шипением выпустив дым, мельник кинул цигарку на пол, встал, с размаху припечатал окурок сапогом. Доктор заметил, что его красные сапожки подкованы медью. Мельник взял наперсток, стоя и пошатываясь, протянул к доктору:

— Пью за вас, господин доктор! За дорогого гостя. И пью супротив всякой рвани.

Доктор жевал, молча глядя на мельника. Мельничиха снова наполнила его стопку. Доктор взял ее, чокнулся с наперстком и со стопкой хозяйки. Выпили: доктор все так же

быстро и беззвучно, Таисия Марковна медленно, со вздохом, колыша своей большой грудью, мельник как-то мучительно, запрокидываясь назад.

— Ох, — выдохнула мельничиха, сложила свои небольшие губы трубочкой, выдохнула и, поправив на плечах платок, скрестила полные руки на высокой груди, стала смотреть на доктора.

— У-ях! — крякнул мельник, с размаху стукнул пустым наперстком по столику, схватил хлебный мякиш, сунул в него нос и громко понюхал.

— Как же вы поломались? — спросила мельничиха. — Аль в пенек въехали?

— Въехали, — согласился доктор, суя в рот кусок ветчины и не имея никакого желания пересказывать нелепую историю с пирамидой.

— Да как же этому Перхушке не въехать?! Он же мудак! — запищал мельник.

— У тебя все мудаки. Дай поговорить с человеком. Где ж это случилось?

— Верстах в трех отсюда.

— Чай, в овражке? — Мельник взял маленький ножик, шатаясь, подошел к чашке с солеными огурцами, воткнул нож в огурец, вырезал кусок, как вырезают клин из арбуза, сунул в рот и захрустел.

— Нет, это случилось до оврага.

— До? — вдохнула Таисия Марковна. — Там же дорога широкая, хоть и лесная.

— А соскочил с дороги... этот полудурок... ммм... и в березку и въехал... — закивал головой мельник, жуя огурец.

— Мы на что-то твердое наехали. Не повезло. А возница у меня хороший.

— Хороший, — согласилась мельничиха. — Маркыч его просто не любит. Он никого не любит.

— Я люблю... не рвань... — жевал мельник.

И вдруг шумно выплюнул жеваный огурец, топнул ногой:

— Тебя, дуру, люблю! Ты мне не перечь!

— Да кто тебе перечит? — засмеялась мельничиха, глядя на доктора. — И куда ж вы едете с Репишной?

— В Долгое.

— В Долгое? — удивилась она, сразу перестав улыбаться.

— В Долгое?! — пискнул мельник, перестав пошатываться.

— В Долгое, — повторил доктор.

Мельник и мельничиха переглянулись.

— Там же чернуха, мы по радио видали, — удивленно выгнула черные брови Таисия Марковна.

— Я по радио утром видал! — закивал головой мельник. — Чернуха там!

— Да. Там чернуха, — кивнул доктор, дожевывая и откидываясь на спинку стула.

Большой нос его от водки и еды вспотел и порозовел. Доктор достал платок, шумно высморкался.

— Там же... это... войско на облоге. Куда ж вы едете? — зашатался, оступаясь, мельник.

— Я везу вакцину.

— Вакцину? Привить? — спросила мельничиха.

— Да. Привить тех, кто остался.

— Кого еще н-не покусали? — Мельник, оступаясь, оперся на огурец.

Видно было, что последний наперсток валит его с ног.

— Да. Кого не покусали.

Доктор достал портсигар, вынул папиросу и со вздохом утолившего голод человека стал закуривать.

— Как же вы не боитесь туда ехать? — колыхнула грудью мельничиха.