Метка
Шрифт:
Услышав голоса мамы и Верити, на секунду застываю в дверях. Похоже, я проспала. Со второго этажа видно Верити и маму за кухонным столом. Сияют начисто отмытые столешницы, на которых мы с папой столько лет резали всякую всячину, ленясь протянуть руку и взять кухонную доску. (Мама вечно ругала нас, словно папа тоже был ребёнком на её попечении.) Сияющая утварь поблёскивает на крючках у стен. Мама заметила меня и поднимается налить мне чаю. Благодарно улыбаюсь ей и останавливаюсь поприветствовать пращуров, называя каждого по имени, зажигаю свечу на столике под их книжной полкой. Жаль, что здесь нет папиных родственников, но он родился и вырос в Ривертоне и не мог принести свои книги предков в Сейнтстоун. Он вообще почти ничего
Мама рассматривает правую руку Верити. Не может устоять: она читает людей при каждом удобном случае – это её любимое занятие. Больше всего маме нравится сидеть вечером на веранде и смотреть на прохожих, подглядывая их секреты. Вот только в знаках Верити нет никаких тайн. Верити идеальна – лучше не бывает.
– Как идёт подготовка к экзаменам? – Мама наконец выпускает руку Верити и отпивает глоток чая.
– Всё в порядке, – отвечает Верити, застёгивая рукав блузки, – вот только эти сны… Всё время вижу, как мне достаются на экзаменах вопросы о том, что я не успела повторить.
Вот глупости! Верити прекрасно сдаст все экзамены. Мама берёт заварочный чайник, чтобы налить ещё чаю, и я вижу на столе мой вчерашний рисунок. Мама разгладила смятый листок и, видимо, рассматривала ворона. Интересно, показала ли она моё творение Верити?
– Пошли, Ветти. Без тебя ничего не получается – голова не работает.
Верити забрасывает на плечо сумку с книгами, и, захватив по чашке чая, мы уходим ко мне в комнату.
Экзамены, которые нам предстоит сдавать, очень и очень важные. Будут вопросы по всем школьным предметам да ещё дополнительные тесты по выбранным специализациям. Я буду сдавать нанесение татуировок. Важнее этих экзаменов ничего и быть не может. От результатов зависит наше будущее. Если провалюсь, мне достанется какая-нибудь скучная работа, и я застряну на ней навсегда. В последний год в школе разрешается выбрать специализацию, но нет гарантии, что удастся хорошо сдать экзамены и получить разрешение работать по выбранной профессии. Надо показать, что действительно достоин своей мечты. Если меня отправят в какой-нибудь офис перебирать бумажки, моя душа, наверное, скукожится и умрёт. Я страстно мечтала стать чернильщицей, мечтала с самого детства, с тех пор как папа научил меня рисовать. За последние месяцы я уверилась, что это действительно мое призвание. Мне нравится сжимать в пальцах чернильную ручку, нравится вырисовывать татуировки. И больше всего мне нравятся истории, рассказанные каждым знаком – истории, которые можно увидеть и понять совершенно по-разному.
Настоящих татуировок я пока никому не делала: старшеклассникам это запрещено. Зато научилась очищать и стерилизовать кожу и инструменты, наносить знаки на бумагу и свиную кожу. Выяснилось, что я готова кропотливо прорисовывать самые мелкие детали и что быть чернильщицей – моё самое сильное желание в жизни.
Верити надеется работать в правительстве. Она хочет заниматься управлением, стратегиями развития и всякими такими штуками. Перекладыванием бумажек Верити не напугаешь: она столько времени провела на практике в правительственных офисах, что иссушение души подруге не грозит. Верити придётся выучить все законы, правовые акты и разные нормативные документы. Только получив высшие баллы на всех экзаменах, можно попасть в департамент Похорон и взвешивания душ, где работают с книгами недавно почивших. Верити хочет заниматься подготовкой покойных к посмертному суду, изучать книги и готовить рекомендации для достойных остаться в памяти. Это один из самых важных департаментов правительства и наиболее таинственный. Смотрю, как подруга раскладывает на столе учебники и тетради, слушаю её беспечную болтовню и пытаюсь представить, как она будет выглядеть за массивным столом в государственном учреждении, принимая решения о судьбах людей.
Всё меняется. Меняется слишком быстро.
Остаток
Однако жизнь берёт своё. Без папы тяжело, но выбора нет, надо жить дальше.
– Лора, ты как, в порядке? Папа вчера беспокоился о тебе. – Верити беспечно раскачивается на стуле, но в последний момент хватается за стол, чтобы не упасть навзничь. – Вообще-то я тоже волновалась. Церемония на площади так тебя расстроила…
Снова мысленно вижу того человека, Коннора, вижу, как ему наносят знак, слышу жужжание татуировочной машинки, вижу его глаза.
– Честно говоря, я пыталась об этом не вспоминать, – выдавливаю я, сглатывая ком в горле. – Как можно жить, если тебя объявили забытым?
– Не знаю, Лора. Но ты же понимаешь, он совершил ужасное преступление. Мне остаётся только согласно кивнуть в ответ.
– Себ сказал, что видел вчера окончание церемонии, у него как раз был перерыв в пекарне, – продолжает Верити. – Рассказчица Мел тоже была там, она пересказала историю Святого, чтобы ещё раз напомнить о ценности наших знаков, о важности сохранить всю кожу почившего до последнего лоскутка. Устало пожимаю плечами. Наверное, если бы я осталась на площади, рассказ Мел помог бы мне успокоиться. Но совершённое преступление столь ужасно, что история Святого здесь не к месту.
– Как ты думаешь, твой папа знал того человека? Может быть, они работали вместе? – спрашивает Верити.
У меня едва хватает сил отрицательно помотать головой:
– Вряд ли. Не хочется думать, что такой человек был среди папиных друзей, – бормочу я в ответ. – Папа очень серьёзно относился к работе. Он бы страшно разозлился, узнай, что кто-то допустил такую оплошность. Такую жестокость, – добавляю я со вздохом.
– Бедная Леора! Ты, наверное, ужасно по нему скучаешь… Киваю, и к глазам подступают предсказуемые слёзы.
– Очень тяжело ждать взвешивания души, тяжело знать, что его книга ещё в музее. Как бы я хотела, чтобы всё скорее кончилось и он снова был дома, с нами.
– Я всё понимаю, Лора, это очень непросто. Но помни о книгах предков. Пусть они служат тебе утешением. Вериги права. Предки охраняют нас, направляют, указывают путь и поддерживают. Им надо верить. Иногда я не чувствую их заботы, забываю об их силе. Надо просто верить. Верити смотрит на меня, поэтому я спешу улыбнуться и говорю: – Да, кстати о предках… Сегодня наша очередь произносить имена. Верити испускает тяжкий стон. Она терпеть не может ритуал чтения имён – эта церемония кажется ей слишком вычурной, неоправданно пышной. Думаю, подруга решила участвовать, только чтобы составить мне компанию.
– Да, конечно, моё любимое чтение имён… – недовольно бормочет Верити.
– Давай встретимся на улице, у Дворца правосудия, и дальше пойдём вместе?
Поговорили, теперь надо заниматься. Отодвигаю тёмные мысли подальше и сосредоточенно работаю. До вечера мы повторяем разные темы и проверяем друг дружку, задавая каверзные вопросы. Несколько раз я почти готова рассказать о папе и его тайном знаке, но как-то не складывается. Подожду удобного случая. Когда я вечером обнимаю Верити на прощание, меня вдруг охватывает раскаяние: у нас не должно быть тайн.