Метод Ключ в борьбе со стрессом
Шрифт:
— Это плохо? — испугался я.
— Да нет, наоборот, хорошо,— сказал он, — мир художника, твой мир, ни в ком не повторяется.
Зонтик был мокрым, а капельки дождя били по зонтику. Я шел за пивом и вернулся с пивом. Что это сегодня на меня наехало? А! Решил - себе праздник устроить? От пива — одышка. Мой стакан — где? Нашел, вот стоит. Добавлю пива и как рукой снимет! Пороги реагирования организма. Сам себя «регулирую». Завтра жена моя приедет. Ее будет трясти от моего пива. А пока — свобода! А я ее так люблю!.. Поэтому взял еще, скрепя сердце,
А он сказал, поправляя очки, что те картины моего друга, что висят на стене, плохие, в них сатана гуляет. Плохой он,— сказал он.
Его жена сказала, что мои картины хорошие, что они такие, что она сидит вот так, смотрит на них и отдыхает.
— Да,— сказал он,— твои картины — нормальные.
Обалдеть! Потому что мой друг — обалденный художник! Цвет! Но у меня к нему есть вопросы. Сам я только начал писать живопись. Однажды набрался мужества и спросил у него о том, почему он как бы черепа или зубы какие-то рисует в своих шедеврах. Чувствую, прорывается в нем, черт возьми, дефект, куда от себя денешься, особенно когда творишь.
Зря спросил. Это язык живописи, говорит, мир не пуст, это никакие не черепа и зубы, это «духи» - отношение к миру, к нам, к картине.
— А я не могла спать нормально,— сказала она,— когда в моей комнате Мона Лиза висела, тяжелая такая, говорят, что тайна ее в том, что Чертом была беременная!
— ??!
– не сдержался я и как-то нелепо хихикнул.
— Ты что хихикаешь? — передразнил он меня обиженно, снимая очки.— Леонардо да Винчи был колдун, у него даже змея была ручная под столом, он змею «научил».
— Как же так, ведь он великий творец!
— Как же так?!
— А вот так, при чем здесь творчество, творить могут всякие, и особенно злые, он служил силам зла.
— Продал душу дьяволу, что ли? — спросил я.— Совесть, что ли, продал?
— Да!
— А страдал?
— Да, страдал,— сказал он, не задумываясь, кладя очки в карман.
— Как же так? Как же страдал без души, без совести? Съемки фильма отменю! Там творчество и совесть. Как же это люди без идеалов жить могут, зачем, в чем тогда смысл? Ведь ты живешь со смыслом в жизни, когда живешь с идеалами. Это твоя готовность улучшать себя и жизнь.
Ничего не отменю!
Это я для публики сказал. Сильно действует.
Капли дождя били вокруг, когда я шел, а у меня — зонтик. Они забыли зонтик. Лужи вокруг, не замочить бы мои белые штаны. И туфли. 'Вспомнил — одна знакомая говорила, что терпеть не может грязные туфли. Ее папа научил: у мужчины должна быть прическа аккуратная и туфли... «У мужчины важно, чтобы воротник был четким», — рассказывала как-то другая знакомая...
А в голове все крутится след разговора.
— А почему в твоих картинах объект — реальный, а язык живописи - символичный? Что за интересный перекресток?
— Потому что жизнь во Вселенной стремится к смыслу.
Понимаю, ты рождаешь картину, сидишь над деталями, смысл ускользает, а нужен смысл. Вот ты попку нарисовал под ветром, девочка держит юбку. Почему? Потому что, оказывается, девочки всегда под ветром юбку держат. Это ветер. Вот смысл. Верно?
Гений, говорит, душу дьяволу продал.
Так страдал он или не страдал?
Он опять надел очки и посмотрел сквозь стекла холодно-серьезно.
Они какие-то странные. Так уверенно и многозначительно говорят о «высоком», будто сошли с высот. Разве может нормальный человек быть таким? Он же мыслить должен, значит — сомневаться, искать. Лечиться им надо творчеством, жить надо с идеалами. А то как по живому режут... Живое тело, душа. Жить надо с чувством бесценности живого, тогда все правильно понимаешь...
Сон мне приснился: люди ходят, ругаются в доме, хотят что-то сказать, доказать, ходят туда-сюда по комнате и ругаются, гнездо ругают, а в это время в гнезде у аистов белое-белое как снег яичко.
Пошли они...
Все уже было сказано...
Любовь и крыса. Сокращенный вариант
Сначала я ее любил. Мышка выглядывала из-за дверцы шкафа в мастерской и блестела глазками. Я назвал ее Настенькой, именем прелестной девушки, чтобы показать девушке мое уважение.
Мужчины приходили — удивлялись моей дури, а женщины сразу говорили: «Вот народит она тебе мышей!»
— Да, Как же народит? — удивлялся я. — Она же чувствует, значит, понимает, что здесь Нельзя! Тут же люди бывают, ко мне и гости приходят.
Потом она стала ходить на людях, никакой морали.
Затем, когда я уехал, она так надоела моему другу, что он поставил капкан-мышеловку, а потом стал травить ее ядом для крыс, из чего ничего не получилось, а на яде было написано: «Травить 14 дней». А он, этот друг, чтобы ему было не так стыдно передо мной за свое «живодерство», сказал, будто он думал, что она могла сгрызть мои картины.
Потом она народила мышат, перестала быть для меня мышкой Настенькой. И эта крыса так меня достала, что я стал искать, как залить все дырки алебастром.
Она все прогрызла, а потом, когда она нагло прошла спокойно рядом со мной, и мимо меня, я нашел палку — часть рамы от моей картины — и погнался за ней; и опять погнался, стукнул и не убил, потому что в последний момент промахнулся, потому что раздвоился: мне стало ее жалко. И не смог убить. Пусть живет пока, гадина.
Ударяя и промахиваясь, я вспомнил разом две истории.