Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе
Шрифт:
Горгий отвечает, что он оратор. Сократ продолжает свои изыскания, привлекая аналогии:
Горгий, 449d
СОКРАТ. Ты говоришь, что ты и сам сведущ в красноречии, и берешься другого сделать оратором. Но в чем же, собственно, состоит это искусство? Вот ткачество, например, состоит в изготовлении плащей. Так я говорю?
(Да.) А искусство музыкантов в том, чтобы создавать мелодии? (Да.) Так что же создают ораторы? Горгий отвечает, что их искусство – речи, а пользуются они словами. Сократ возражает: речи и слова применяются во многих видах деятельности. Математики с помощью слов говорят о числах, а астрономы толкуют о звездах [120] . Очевидно, ораторы ведут речи о чем-то другом, но о чем же? Завершите аналогию. Горгий отвечает, что они ведут речи о самых важных вещах. Как мы уже видели, Сократа это не убеждает, потому что представитель любой профессии считает
120
Теэтет, 451с.
121
Теэтет, 455b–c.
Обратите внимание, как череда вопросов ведет собеседника. Первая аналогия довольно проста: того, кто изготавливает обувь, называют сапожником; а как называют тебя? Горгия приглашают сыграть в игру, на первый взгляд нисколько не сложную. Он начинает отвечать, и у него поначалу получается. Но постепенно аналогии становятся все труднее и опаснее. Мы знаем, какую пользу приносит сапожник или строитель, – нажимает Сократ. – Так расскажи нам, что хорошего делаешь ты?
Подобный стиль исследования служит хорошим пояснением того, как Сократ рассуждает о трудных и незнакомых вещах, начиная с простых и знакомых предметов. Начинайте с того, что вам хорошо известно, – с различий и примеров, в которых уверены. Затем попытайтесь соотнести их с проблемами, в которых вы не столь уверены. Присмотритесь, где это получается легко, а где трудно, и спросите себя, почему. Если собеседнику не удается найти ответ, который вы надеетесь обсудить с ним, покажите, как выглядел бы ответ в более знакомой и располагающей к пониманию обстановке.
Расширенные сравнения. До сих пор описываемые аналогии были простыми: A относится к B так же, как C относится к D. Но Сократ ценит и более сложные сравнения. Они помогают прояснить абстрактную идею, шаг за шагом сопоставляя ее с идеей конкретной. Пример такой аналогии находим в «Протагоре», где Сократ сравнивает знание с пищей и следует этой параллели в нескольких пунктах.
Протагор, 313c–e
– Но чем же питается душа, Сократ?
– Знаниями, разумеется, – сказал я. – Только бы, друг мой, не надул нас софист, выхваляя то, что продает, как те купцы или разносчики, что торгуют телесною пищей. Потому что и сами они не знают, что в развозимых ими товарах полезно, а что вредно для тела, но расхваливают все ради продажи, и покупающие у них этого не знают, разве случится кто-нибудь сведущий в гимнастике или врач. Так же и те, что развозят знания по городам и продают их оптом и в розницу всем желающим, хоть они и выхваляют все, чем торгуют, но, может быть, друг мой, из них некоторые и не знают толком, хорошо ли то, что они продают, или плохо для души; и точно так же не знают и покупающие у них, разве лишь случится кто-нибудь сведущий во врачевании души.
Сократ раскрывает сходства двух вещей последовательно, одно за другим, показывая их подобие. Обратите внимание, что такая аналогия ничего не доказывает. Тот факт, что знания в чем-то похожи на пищу, еще не означает, что соотносимые явления подобны и в других планах. Однако это утверждение становится все более убедительным по мере того, как число параллелей множится, и они делаются все ярче. Яркость, конечно, не аргумент, но воздействует как аргумент и может показаться даже убедительнее обычных аргументов. Поэтому ярких аналогий стоит остерегаться, помня, впрочем, об эффективности такого инструмента.
Сократ продолжает разговор об аналогии, но уже в противоположном ключе: он объясняет, в каком отношении она терпит неудачу.
Протагор, 313e–314b
СОКРАТ. Так вот, если ты знаешь, что здесь полезно, а что – нет, тогда тебе не опасно приобретать знания и у Протагора, и у кого бы то ни было другого; если же нет, то смотри, друг мой, как бы не проиграть самого для тебя дорогого. Ведь гораздо больше риска в приобретении знаний, чем в покупке съестного. Съестное-то и напитки, купив их у торговца или разносчика, ты можешь унести в сосудах, и, прежде чем принять в свое тело в виде еды и питья, их можно хранить дома и посоветоваться со знающим человеком, что следует есть или пить и чего не следует, а также сколько и в какое время. При такой покупке риск не велик. Знания же нельзя унести в сосуде, а поневоле придется, уплатив цену, принять их в собственную душу и, научившись чему-нибудь, уйти либо с ущербом для себя, либо с пользой.
Приведенный пример показывает, как, проведя аналогию, можно довести ее до крайней точки: там выяснится, что две вещи, во многих отношениях похожие, в конечном итоге различаются. Разумеется, то же самое утверждение
Можно добиться большей ясности, предложив собеседнику выбор из нескольких аналогий: не лучше ли данный предмет сравнивать не с этим, а с тем? Если два предмета схожи (или различны), то каким именно свойством? И снова хороший пример предлагается в «Протагоре». Сократ начинает:
Протагор, 329c–e
– Так вот это самое ты мне и растолкуй в точных выражениях: есть ли добродетель нечто единое, а справедливость, рассудительность и благочестие – ее части, или же все то, что я сейчас назвал, – только обозначения того же самого единого. Вот что еще я жажду узнать.
– Да ведь на это легко ответить, Сократ, – сказал Протагор. – Добродетель едина, а то, о чем ты спрашиваешь, – ее части.
– В таком ли смысле части, – спросил я, – как вот части лица – рот, нос, глаза, уши или же как части золота, которые ничем не отличаются друг от друга и от целого, кроме как большею либо меньшею величиною?
– Кажется мне, Сократ, что в первом смысле как части лица относятся ко всему лицу.
Аналогия требует уточнения. Сократ просит Протагора выбрать или то, или иное сравнение, и этот выбор заставляет его пояснить взаимосвязь между понятиями – в данном случае разными добродетелями. Выбор сделан: они похожи на части лица. Далее Сократ следует именно этой аналогии.
Протагор, 329e–330b
– Так, значит, – сказал я, – и мудрость, и мужество – это части добродетели?
– Совершенно несомненно, – ответил он, – притом мудрость – величайшая из частей.
– И каждая из них есть нечто особое?
– Да.
– И назначение каждая из них имеет свое собственное, как и части лица? Ведь глаза не то, что уши, и назначение у них не то же самое; и из остальных частей ни одна не похожа на другую ни по своему назначению, ни по всему остальному; не так же ли разнятся и части добродетели – как сами себе, так и по своему назначению? Разве не ясно, что это так, если действительно они сходны с тем, что мы привели в пример?
– Да, это так, Сократ, – согласился Протагор.
А я на это:
– Значит, ни одна из частей добродетели не совпадает с остальными – с знанием, справедливостью, мужеством, рассудительностью или благочестием?
– Не совпадает, – подтвердил Протагор.
Части добродетели подобны частям лица; но это значит, что части добродетели не сходны по своим функциям – точно так же, как не похожи глаза и уши. Эти два случая подобны в своих различиях.
Аргументирующие аналогии. Следует повторить: сравнение само по себе аргументом не является, однако оно может служить для выражения аргумента. В конце концов персонажи «Горгия», желающие выяснить, что же такое красноречие, начинают расспрашивать об этом самого Сократа. Он отвечает, что это скорее ремесло, нежели искусство, причем с сомнительной репутацией; такое заявление делается им по аналогии. Поваренное искусство, говорит он, делает пищу вкусной, даже если она вредна; это своего рода угодничество, в отличие, например, от врачебного искусства, лекарства которого действительно полезны, но не вкусны. Косметика или украшения – примеры такого же обмана: с ними люди выглядят здоровыми, даже если в действительности это не так; они нечестным путем добиваются результата, получить который по-настоящему можно только с помощью гимнастики. Таково же и красноречие. Сделав это заявление, Сократ, вопреки обыкновению, не просит собеседников заполнить пробелы в его аналогии: он делает это сам.
Горгий, 465c
СОКРАТ. Как украшение тела относится к гимнастике, так софистика относится к искусству законодателя, и как поварское дело – к врачеванию, так красноречие – к правосудию.
Сократ мог бы изложить свою точку зрения, и не обращаясь к аналогии, как он не раз делал прежде. Он мог бы сказать, что и ораторы занимаются угодничеством. Но аналогия укрепляет его тезис, поскольку предлагает яркую параллель, связывая абстрактное утверждение с простыми ощущениями, которые каждый испытывал сам. Аналогия воздействует на интуицию слушателя, то есть апеллирует к его органам чувств, а не к разуму. Кроме того, аналогия позволяет Сократу косвенно критиковать обсуждаемый предмет. Например, говоря об употреблении косметики, он выражается довольно резко: по его словам, это занятие «зловредное, лживое, низкое, неблагородное». Подобные нападки безопасны: ведь рядом нет мастеров этого дела, которые могли бы возразить. Но как только у собеседников формируется отчетливо негативное представление о косметике, все эти рассуждения без особых усилий переносятся на красноречие. А если между предметами устанавливаются параллели, то можно ожидать неприятных последствий. Приведенный отрывок нельзя назвать убедительным примером логики, но зато (и это весьма иронично) он является замечательным образчиком красноречия.