Методы практической психологии. Раскрой себя
Шрифт:
К примеру, я точно знаю по опыту – и коллеги подтверждали в приватных разговорах, – что психодраматическая проработка отдаленной семейной истории может иметь прекрасные результаты у женщин, страдающих бесплодием неясного генеза. В нескольких городах подрастают «крестники» тех групп, тех психодраматических исследований семейных сценариев.
Но представим себе, что соответствующая научная разработка – с цифирью, с «внедрением» – стала реальностью. И вот сидит в своем халатике бедная женщина, замученная анализами и обследованиями, в коридоре солидной клиники, и подходит к ней строгая и подтянутая девица-психолог: «Вера Николаевна, сейчас мы с вами будем рисовать вашу генограмму…» Ничего хорошего из этого, скорее всего, не выйдет, только человека еще полтора часа будут морочить чем-то, что так же чуждо и непонятно, как и любые другие обследования. Но я знаю случай, когда одной студентке
Так называемая эффективность начинается со свободы выбрать для себя время, место, ведущего, группу, подход, дополнительное чтение. Это вполне соотносится с содержательной стороной работы, с методом: когда мы говорим, что протагонист «всегда прав» или «ищет свою правду», мы говорим не только о том, что готовы его оберегать от некорректных вмешательств (своих в том числе), не только об ограничениях в навязывании интерпретаций, но и о том, что никто не может сделать за него его работу. «Авторское право» означает и ответственность: никто не может влезать в мою работу со своими оценками и интерпретациями – а значит, никто ее за меня не может сделать.
Чтобы в реальной группе, состоящей из разных и порой не имеющих опыта ни такой, ни вообще какой бы то ни было психотерапии людей, началась такая работа, нужно вместе с группой создать атмосферу, общий язык, непривычную концентрацию чувств и ассоциаций. Но и этого мало: один из главных эффектов групповой психотерапии – это возможность брать «свое» в работах других людей. Это тоже не приходит само, но психодрама умеет этому учить. Посмотрим более внимательно на те аспекты групповой работы с семейной историей, которые официально следовало бы назвать «методическими».
Структура терапевтической сессии традиционна для психодрамы: разогрев – психодраматическое действие – обмен чувствами (шеринг). Традиционна и логика построения сессии – «от периферии к центру», что означает постепенное приближение к главному, к ключевым фигурам и ситуациям. В начале групповой работы с участниками принято устанавливать договоренность о непричинении физического ущерба (друг другу и себе), конфиденциальности, праве отказаться от любых предложений ведущего группу, а также о паузе – обычно это 48 часов, двое суток, – которую стоит выдержать, прежде чем принимать какие бы то ни было решения или вступать в прямые коммуникации с реальными людьми из своего окружения, если эти решения и коммуникации как-то «навеяны» опытом участия в группе. Понятно, что эти договоренности нужны: эмоциональный накал работы может быть велик, катарсис или неожиданно возникшие догадки делают человека уязвимым, а группа может и не оценивать всю меру этой уязвимости. Традиция такого контракта с психодраматическими группами сложилась неспроста, она разумна. Однако начинать с договоренностей – как, впрочем, и с разговоров о целях и ожиданиях – мне кажется неточным: когда договариваешься, важно понимать, с кем, и ожидать от работы в разных группах следует разного. Поэтому разогрев – это не просто настройка, знакомство и создание общего поля взаимодействия, это еще и постепенная актуализация тем «периферии», еще не слишком значимых, но уже имеющих отношение к общей теме нашего психотерапевтического путешествия.
Вот когда уже завибрируют невидимые «струны», настраивающие группу на контакт с историей и ее персонажами, когда голоса станут громче и глаза заблестят непрошеной слезой от совсем, казалось бы, нейтральных вопросов, – тогда можно и о правилах договариваться. Потому что становится понятно, что дело нешуточное и друг друга и вправду придется беречь и поддерживать, а в кругу еще недавно посторонних людей уже видны лица, слышны разные голоса. Чем богаче образы и чувства в разогревах, тем быстрее можно перейти к первым психодраматическим работам, и для короткого –
Разогрев, как ни странно, может быть достаточно прост – возможно, проще, чем когда мы начинаем обычную психодраму. Например, я предлагаю группе разбиться на пары и поговорить со своим партнером о какой-нибудь старой вещи, живущей в семье. Это не обязательно семейная реликвия в прямом смысле слова (далеко не в каждой семье в России они есть, слишком часто семьи бросало с места на место, слишком много было войн, пожаров, репрессий, слишком бедно жили наши предки, чтобы нить передачи материального духа семьи не прерывалась).
Предлагается вспомнить вещь, которая живет в семье больше одного-двух поколений, рассказать об этой вещи своему партнеру и услышать в свою очередь его рассказ. Потом мы садимся в круг, и я предлагаю назвать по желанию, не обязательно всем, те предметы, старые вещи, которые есть в нашей группе. Это бывали семейные иконы, доставшиеся от бабки, рамка от портрета, который давно утерян, серебряная ложка «на зубок», швейная машинка «Зингер», грошовые сережки или какой-нибудь допотопный фотоаппарат… Когда называются эти предметы, в каждом из них материализуется какой-то кусок истории, и немедленно возникают сильнейшие творческие и, естественно, основанные на памяти собственной семьи фантазии о том, что за вещь, откуда взялась, чья, зачем, о чем она говорит. Порой такого разогрева бывает достаточно для того, чтобы появились первые протагонисты, готовые понять что-то новое о своем роде, своей семье.
Другой короткий и простой разговор в парах – о том, как в семье принято было выбирать имена детям, какие имена сохранились в семейном предании, а заодно – и о том, «что такое для меня мои имя и отчество». В России обычно человек имеет отчество, хотя далеко не всякий имеет отца, и так уже в течение нескольких поколений. До самого конца своей жизни мы, взрослые люди, называемся Софьями Зиновьевнами, Владимирами Михайловичами, Шавкатами Нуралиевичами… Эта память о том, как звали отца, сопутствует нам всю жизнь; порой и не задумываясь о «связи поколений» и «культурной идентичности», мы носим знаки принадлежности к роду; и даже на памятниках бывает высечено напоминание о том, что поставлены они чьим-то потомкам: «Зубова Анна Алексеевна. 1905–1995». Фамилию Анна Алексеевна, возможно, и поменяла – даже и не раз, а вот имя отца, которого давно нет на свете, пребудет с ней навсегда… Этот разогрев «включает» характерную для российских групп тему утраченных, отнятых, уведенных историей отцов – погибших на фронте, репрессированных, спившихся. В терапевтических группах тема ушедших отцов звучит очень мощно и скорбно, далеко выходя за рамки бытовых сюжетов о «неполных семьях». Тут особая печаль, особый гнев: даже на историях о семье, распавшейся по сугубо личным причинам, лежит отсвет тех пожаров, в которых сгорел традиционный уклад.
Еще один разогрев, тоже тематический, тоже очень простой. В парах участники семинара с самого начала говорят о том, какие физические черты в их роду существуют больше одного поколения. Все эти фамильные носы, рост, цвет волос, цвет глаз, фигура и т. д. – об этом говорят в каждой семье. Ведь когда рождается ребенок, буквально второй вопрос после выяснения мальчик или девочка – на кого похож. Стало быть, важно. Эти самые физические сходства (понятно, что у них есть и генетическая, объективная сторона) отнюдь не поверхностны: человеку важно походить на кого-то в своем роду, на самого ли красивого, на самого любимого, на самого ли главного, быть своим. Мы всю жизнь носим на себе и в себе массу признаков принадлежности не просто к своей родительской семье, но и к роду. Работа с «негенетической» наследственностью, таким образом, очень стимулируется, разогревается.
Бывало, что эти три разогрева проводились один за другим подряд или по отдельности, порой предлагались другие – понятно, что нет одного «правильного» начала группы, а есть принцип «от периферии к центру», следуя которому можно сконструировать десятки конкретных упражнений. Работа с семейной историей тяжела не только эмоционально, в силу материала, но и требует значительного времени – для того, чтобы к моменту построения «семейных деревьев» и особенно работы со сверхтяжелыми травмами группа была готова к этому и эмоционально, и технически, нужна осторожная «настройка». Что важно и кто важен особенно? Готовы ли мы углубляться в связанные с этими фигурами чувства?