Метро 2033: Из глубин

Мельников Руслан Викторович

Ну, и ладно. Стасу такие беседы не нравились. Он замолчал.

Колдун тоже не возражал против тишины. Они просто шли. Просто дальше. Прямо, по большой улице прямо.

На некоторых домах еще висели таблички, на которых можно было разобрать старые надписи. На обвалившейся многоэтажке с противоположной стороны широкой, запруженной гниющими машинами улицы… «этой большой улицы», Стас прочитал: «Комсомольский проспект». Если верить Колдуну, идти надо по нему.

Интересно, что значит «Комсомольский»? В «Аиде» рассказывали о мелкой зубастой рыбешке-мутанте, иногда заводившейся в грязных дождевых лужах

и способной прогрызть подошву сталкерского сапога. Эту рыбку называли то ли камсой, то ли комсой. Может, проспект назван в честь истребителей этих самых мутантов? Ну, в честь сталкеров, которые «перемалывают» комсу… Хотя, вряд ли. Когда строился этот проспект, таких тварей, наверное, еще и в помине не было.

Они подошли к полуразрушенному зданию с уцелевшей вывеской.

«Отель “Прикамье”», – прочитал Стас.

– Гостиница, – пояснил Колдун.

На площади перед гостиницей располагалось…

– Что это? – удивился Стас.

– Памятник, – отозвался Илья.

Очень странная композиция… Из двух частей.

С одной стороны возле какой-то массивной бронзовой конструкции на треноге стоит бронзовый же человек. Голова бронзового закрыта то ли сталкерским капюшоном, то ли накидкой, но при этом нормальной «химзы» на нем нет. Только пиджачок и брючки. Никчемный и непрактичный костюмчик, вроде того, в котором ходил до своей смерти Колдун и в котором по поверхности разгуливать точно не стоит. Но какой тогда смысл прятать голову, если все остальное не защищено? И что это за дура на треножнике? Противогаз, что ли? Но Стас никогда не слышал о противогазах, для которых требуются подпорки. Как с таким ходить вообще? И почему он только с одним окуляром?

– Это фотоаппарат, – пояснил Колдун. – Только очень старый.

Так значит, это памятник фотографу? Или все-таки не ему…

Бронзовый протягивал руку вперед, словно указывая на что-то или, скорее, привлекая внимание к себе и своему аппарату. Ага, а вон в пальцах крышка от окуляра. То есть, от объектива.

Напротив располагалась другая часть композиции, вовсе уж непонятная. Невысокая гранитная колонна на небольшом постаменте. Сверху – округлая… рамка? кольцо? с диковинными наростами по бокам. Тоже из бронзы, кстати.

В пустую рамку кто-то вставил и закрепил проволокой человеческий череп. Проволока – ржавая, тонкая, но череп еще держится в бронзовом кольце и скалится желтыми зубами в объектив фотографа.

Фотограф… рамка…

«Так это что же, выходит, как бы фотография?» – с отвращением подумал Стас.

– Любопытная инсталляция, – пробормотал Колдун. – Привет, так сказать, от любителя черного юмора. Видимо, привет посмертный. Что ж, пермяки всегда умели веселиться, Фрейда им в задницу!

Они подошли ближе, и Стас, наконец, понял, что за странные наросты прикреплены с двух сторон рамки. Уши! Обычные человеческие уши. Точнее – необычные: не бывает у людей ушей таких размеров. Ну, разве что если появились в результате мутаций. Только теперь до Стаса дошел смысл жестокой шутки. Череп, вставленный в кольцо из бронзы, словно обрел новые бронзовые уши.

Этот его оскал и эти огромные уши… Бр-р-р! Стаса аж передернуло. Кому такое могло показаться забавным?

Ну да бог с ним, с черепом! У Стаса был еще один вопрос. Что или кого хотел увековечить создатель памятника?

«Пермяк

соленые уши», – гласила надпись на колоне с рамкой.

Стас совсем запутался.

– Это памятник мутанту? – предположил он.

Может быть, в городе еще до Последней Войны очень уважали какого-то обладателя больших ушей? Или очень его боялись?

– Ушам, – буркнул Колдун.

– А «пермяк соленые уши» – это кто?

– Считай, что собирательный образ. Была такая старая байка о пермских солеварах. Якобы от того, что те таскали на плечах мешки с солью, у них распухали и краснели уши. Потом эту легенду обыграли. Любой желающий мог вставить лицо в рамку с пермскими ушами и сфотографироваться на память. Этого бедолагу, – Колдун указал на примотанный проволокой череп, – тоже вот запечатлели. Надолго. И безо всякой фотографии. Я же говорю, в Перми весельчаки живут. Жили… Ладно, идем.

Немного удалившись от странного памятника, Стас остановился. Спину под резиной «химзы» неприятно засвербило, словно от чьего-то пристального взгляда.

Стас резко обернулся.

Из бронзовой рамки с ушами им вслед смотрел вовсе не череп, а купеческая дочь. Та самая невеста из стеклянного гроба. Вернее, ее голова.

Смотрела, улыбалась.

То же милое, похожее на Катино лицо, непостижимым образом вновь обретшее плоть, причем, обретшее еще быстрее, чем потеряло ее. И не только плоть: между бронзовыми ушами торчит высокий кокошник, из-под которого выбиваются волосы. Вдоль гранитной колонны свисает тугая русая коса. Тускло поблескивают в ушах жемчужные сережки. А вот ржавой проволоки уже не видно.

И кроме головы в бронзовой рамке на гранитном столбике больше ничего нет. И эта голова без плеч снова качается. То ли укоризненно, то ли сочувствующе, то ли предостерегающе. То ли просто не соглашаясь с тем, что Стас уходит.

Вправо-влево, вправо-влево качается.

Вместе с бронзовой рамкой и бронзовыми ушами.

Что это? Обман зрения из-за запотевших противогазных окуляров и разыгравшегося воображения? Остаточное явление невыветрившихся галлюцинаций от отравленного подземного воздуха? Или никакой галлюцинации на самом деле нет, а просто есть то, что есть. То, что видно.

Что, если этот череп действительно принадлежит купеческой дочке, разложившейся с рекордной скоростью и мгновенно нарастившей плоть? Что, если его подняла из-под земли и вставила в бронзовую рамку та самая черная лапища с рукоподобными пальцами?

Стас сморгнул, тряхнул противогазом. Наваждение рассеялось: в неподвижной рамке с ушами вновь скалился череп на ржавой проволоке.

Тихонько выругавшись, Стас поднял автомат. Череп в бронзовом кольце был похож на мишень. Стас прицелился. Нажал на спусковой крючок.

На пустынной улице прогремела короткая очередь. Он промазал. Стас был неважнецким стрелком. Но сейчас он чувствовал: ему нужно попасть. Это было необъяснимо, нерационально. Просто нужно. Чтобы в спину больше не пялились чужие и мертвые невесты.

Колдун его не останавливал и не мешал.

Стас подошел на пару шагов ближе.

Еще одна очередь.

Снова мимо. Пули лишь откололи кусок левого бронзового уха.

Да что же это такое! Череп в рамке скалился, череп словно смеялся над ним, чувствуя свою неуязвимость.