Метро 2033: Свора
Шрифт:
– Миша, это доктор Фельде, – начал Марк с порога, стараясь не выдать ни страха, ни волнения. – Помнишь меня?
– Я не пойду, – всхлипнули в ответ. – Снаружи эта тварь… Я видел ее. Нет, не пойду. Не заставите. Не прикажете.
– О чем ты? Какая тварь?
– Но если я не пойду, кто позаботится о родных? Кто согреет, прокормит? – Здоровяк говорил сам с собой, не замечая гостя, но при этом продолжая держать его на мушке. – Пусть лучше так. Лучше для всех. Я не мог оставить их в мире, где бродит это существо. Я видел его глаза. В этих глазах – ад.
– Миша, любую
– Они черные и пустые, но горят огнем, – продолжал боец, не слыша ни единого слова, кроме собственного бормотания. – Скоро… очень скоро и я отправлюсь туда. – Михаил поднял блестящее от слез лицо и поднес «Макаров» к виску. – Но мне не страшно. Ведь я буду там, а это существо – здесь. Это вам надо бояться. Вам…
– Стой!
Громыхнуло, пуля с хрустом расколола череп. Марк включил свет и распахнул дверь, прежде чем в кабинет вломились «львы». Присев у тел, доктор осмотрел раны, вздохнул и покачал головой. Один опытный хирург, одна оборудованная операционная, двое пострадавших. Как ни крути, какому богу ни молись, а всех спасти не получится. Кого же выбрать?
Молодая женщина родит еще, но ребенок есть ребенок. Здравомыслие против совести, чувства против разума – пожалуй, самый сложный выбор из всех возможных.
– Все резервы – на медблок, – распорядился Марк, натягивая перчатки.
Вызвавшийся ассистировать Кадавр защелкал рубильниками в щитке у входа. Хотя на высоте ветер ревел круглые сутки, энергии постоянно не хватало. С одной стороны, сказывалось обилие самых разных потребителей, от упомянутых лабораторий и лазарета до кухни и транспортного цеха, с другой – жители бывшего университета привыкли к комфорту и с ропотом воспринимали всякую экономию тока, когда ради срочных нужд отключали свет на этажах или водонагреватели.
Но в борьбе за жизнь мелкими неудобствами пренебрегают – без соблюдения этого простого правила горстка студентов и преподавателей никогда не построила бы самую развитую и технологичную общину. Пока медсестры включали лампу и отлаживали стол, доктор взял скальпель, как дирижер палочку – двумя пальцами, отчего острие играло при любом движении – и склонился над пострадавшей.
Рентген показывал – пуля прошла на безопасном расстоянии от сердца, но пробила одно ребро и расплющилась о второе, наполнив грудную клетку осколками костей и свинца. На первый взгляд, немного – всего семь штук, но пока до них доберешься, пока достанешь, а крови утекло столько, что поддерживающие системы едва справлялись. Повезло еще, что за годы шуховцы добыли все необходимое оборудование, какое только было в поликлиниках и больницах. Но порой и самой современной техники не хватает, и этот случай – один из таких.
Пришла врач из соседней палаты, куда доставили вторую раненую, развела окровавленными руками и произнесла всего одно слово:
– Увы.
Ангелы
– Пинцет.
В ладонь легла холодная тяжесть. Девушка промокнула взмокший лоб салфеткой, но хирург этого даже не заметил, целиком и полностью сосредоточившись на проклятых кусочках. Если операция обернется провалом, наисложнейший выбор потеряет всякий смысл, чего доктор себе не простит, пусть в произошедшей трагедии нет и намека на его вину.
В помещение без стука заглянул Банан, вмиг получив порцию шиканья и тихого возмущения, будто крики и ругань могли бы навредить раненой или потревожить ее наркотическое забытье. Но пулеметчик не ушел, а зашипел в ответ:
– Марк Антоныч… Марк Антоныч! Вас Ректор вызывает.
– Ты – идиот? – накинулся на соратника Кадавр. – Сейчас все бросит и пойдет!
– Мне Майор приказал позвать, – окрысился толстяк. – А ему – Ярошенко. Говорит, дело срочное, все шишки в сборе.
– Подождут, – ответил врач, шаря пинцетом в легком.
– Но…
– И дверь закрой.
Операция длилась еще полтора часа. Последний обломок упал в лоток, перчатки полетели в урну. Врач, не переодев замызганный халат, направился на предпоследний этаж, в сохранивший довоенную роскошь кабинет, куда без очень важных причин заглядывала лишь избранная верхушка. Фельде, пусть и полуофициально, числился в группе приближенных, но крайне редко пользовался своим статусом, предпочитая не вмешиваться в и без того отлаженный быт, а заниматься полезными делами вроде медицины, исследований и обучения молодняка.
За овальным столом расселись деканы всех кафедр: от экономической, ведущей учет и распределение добываемых ресурсов, до военной, отвечающей за оружие и подготовку бойцов – как обычных постовых, так и сборщиков. Ректор – исхудавший лысый старикан в твидовом пиджаке – напоминал добермана перед броском. Он аж привстал, намереваясь вцепиться опоздавшему в глотку и как следует пропесочить.
Но тут Тамара Гончаренко – единственная женщина среди заседателей – вопреки сложившимся правилам и нормам озвучила вопрос, волновавший всех, кто знал о ночном расстреле, еще не подозревая, что парой невинных слов обрекает себя на опалу.
– Ну, как девочка?
Марк настраивался на выволочку, поэтому вопрос застал его врасплох. Он замер, чем привлек еще больше любопытных взглядов, ведь заминку можно трактовать по-разному: от паузы перед доброй вестью до нежелания открывать страшную тайну.
– Жить будет. Долго и, будем стараться, счастливо.
Напряженная тишина разрядилась самым неожиданным образом – преисполнившаяся чувств женщина хлопнула в ладоши, остальные подхватили, и кабинет несколько секунд дрожал от дружных аплодисментов. Но всеобщее ликование тут же было прервано ударами по столу.