Метро 2033: Высшая сила
Шрифт:
– Ага. С закруткой на спине. Скоро стемнеет. Так берем Кипятка с собой?
– А че не взять? Пригодится. Пусть вон огнемет потаскает, а то у меня уже спина ноет.
– Он ранен, Юра.
– Да я пошутил…
– А чего это он там плел про панков и хиппи?
– Были такие движения. Видел картинку на футболке? Это – Егор Летов. Патриарх русского панк-движения. А Сид этот, думаю, себе прозвище взял в честь Сида Вишеса [5] из «Секс Пистолз». Тот тоже панком был, только в Англии. Для
5
Джон Саймон Ричи, более известный как Сид Вишес (Злобный Сид), – британский музыкант, басист панк-рок-группы Sex Pistols.
– А ты откуда про них знаешь?
– Жил до войны у нас во дворе один панк. Весь в коже ходил, с ирокезом. Нас, пацанов, вино пить учил. На гитаре тренькал. Всего пару аккордов умел, но… Знаешь, Толян… Дело тут в другом. Надрыв – вот что главное. И идея. Пусть на все сто утопическая, но идея!
– Выходит, анархисты тоже панки?
– Ну… В какой-то мере. Да.
– А этот Хер…
– Хелтер Скелтер, – рассмеялся Корнилов. – Песня битлов. Про аттракцион. Горки. Вверх-вниз. Опять вверх и снова вниз.
– Знаешь, Юра, а я, пожалуй, в Троицк переселюсь. Как ты сказал? Занимайтесь любовью, а не воюйте? Красиво!
– Там видно будет, кто и куда переселится. А пока… Оставим небо птеродактилям, а сами земными делами займемся. Кремль все-таки у нас на повестке дня.
– Ага. На повестке ночи. Пора собираться.
Когда Корнилов и Томский вернулись в кабинет, Вездехода там не было, Шестеры – тоже. Они появились через несколько минут.
– Я во дворе был. Там только туши свиней, – сообщил Носов. – От троицких если что и осталось, так только пятна крови. Те, кто их пострелял, трупы с собой унесли. И еще. Свиней не застрелили. Их разрубили. Пополам. Причем одним ударом. Саблей работали или…
– Катаной? – подхватил Толик. – Думаешь, здесь побывал твой дружок? Обворожительный Добровольский?
– Не знаю, – пожал плечами Носов. – Но допускаю такую возможность.
– Он просто нашел себе хорошую работу, – задумчиво произнес Томский. – Та у него работенка… Сдается мне, с этим парнем мы еще схлестнемся.
Сумерки превратились в полноценную темень сразу. Анатолий давно не бывал на поверхности, но сразу вспомнил, что именно так, без плавных переходов и серых полутонов, приходит московская постъядерная ночь со своими неизменными спутниками: мраком, ползущим из лабиринтов руин, тяжелыми облаками, упорно норовящими закрыть собой луну, и звуками… Всхлипами, стонами, клекотом, лаем и ревом.
Люди всегда видели во всем этом только одно – угрозу. А если посмотреть с другой стороны? Разве человеческий язык не кажется мутантам странным? Быть может, он тоже вызывает в них чувство тревоги. Желание защищаться…
Двадцать лет речи людей заканчивались для детей радиации только одним – звуками выстрелов.
И что теперь? Перемирие? Не все так просто. Понадобится время, много времени, чтобы вражда поутихла. А до полного взаимопонимания очень далеко. Но это вовсе не означает, что делать для урегулирования затянувшегося конфликта ничего не надо. Каким будет первый шаг Томского? Тут все ясно. Он должен помешать тем, кто против диалога. Тем, кому выгодно культивировать вражду и насаждать ненависть.
– А куда мы пойдем? – проснувшийся Леха потянулся и зевнул.
– В Кремль, сынок, – ответил Громов.
– Оба-на! В Кремль?! Да я о таком и мечтать не мог! В Кремль! Будет что рассказать своим! Вот это настоящее приключение! Я готов, бляха-муха!
– Не нравится мне твое игривое настроение, – покачал головой Данила. – Если ты не в курсе, то оттуда возвращались лишь единицы. Счастливчики.
– А мне везет! – Кипяток вскочил и принялся застегивать комбинезон. – Удача любит смелых! Тех, у кого яйца стальные!
– Ну-ну, везунчик со стальными яйцами, – усмехнулся Корнилов. – Свиней ты уже купил. С твоим везением лучше сразу в гроб. Молчал бы уж…
– Да пошел ты!
– А ну, успокоились! – рявкнул Томский. – В первую очередь это тебя, Кипяток, касается. Ты пока не в общине хиппи, и о равноправии в этом походе забудь. Здесь командую я. Если тебе это не по душе, можешь валить на все четыре стороны.
– Понимаю. Подчиняюсь.
По лицу Кипятка было видно, что понимание дается ему с трудом и подчиняться для его свободолюбивой натуры – в лом.
После этой перепалки собирались в дорогу молча.
Выйдя наружу, Громов не останавливался для того, чтобы сориентироваться. Он уверенно шел вперед, поглядывая вверх. Вскоре Томский понял, что ориентиром Даниле служит высокая колонна, которая рельефно вырисовывалась на фоне ночного неба.
– Мы идем к этому памятнику?
– Ага, – кивнул Данила. – Прямо у его подножия есть люк, через который мы спустимся в подземелья Неглинки.
Толик всмотрелся в колонну, но различить то, что было на ее вершине, никак не мог. Громов понял это и пояснил:
– Памятник погибшим милиционерам. Когда-то наверху был Георгий Победоносец, протыкавший копьем Змея. Теперь остался только Змей.
После этих пояснений Томский, наконец, смог рассмотреть то, что венчало колонну. От святого Георгия остались только ноги, из которых торчала согнутая арматура и нижняя часть копья, воткнутого в Змея.
– Что-то не так, – Громов вдруг остановился. – Что-то не так…
– Что не так? – Анатолий снял с плеча «калаш». – Данила, не молчите!
Конец ознакомительного фрагмента.