Метро 2033. Белый барс
Шрифт:
Я выскочил из своего укрытия прямо на платформу. Стараясь не задевать тела отмучавшихся гарибов, пытался добраться до ребенка, пока этого не сделал огонь или твари с поверхности. Они обязательно почувствовали бы смрад, доносящийся со станции, и прошлись бы по ней ничуть не хуже, чем это сделали эти семеро. Я пробрался в палатку, оттянул тело лежащей женщины в надежде обнаружить розовое, улыбающееся чудо, барахтающееся на мягкой подстилке. Но ее не было… Латики нигде не было…
Лекарь поймал себя на том, что уже пять минут смотрит на шероховатый лист бумаги, на загнутый кем-то уголок страницы. Он разгладил лист рукой, понимая, что, чем ближе он подбирался к концу
Изувеченный не понимал своего состояния. Лицо лекаря стало пропадать, скрываясь за мутными кругами, фиолетовыми и черными. И вдруг страдальца пронзила ледяная вспышка – глаза вылезли из орбит, грудную клетку словно скрутило, тело стало деревянным, непослушным, внутренности трещали по швам, боль становилась невыносимой – его словно рвали на кусочки изнутри. Затем, по языку распространился горький привкус дурман-травы. Не разжевывая, изувеченный пытался проглотить ее вместе с языком, а когда почувствовал влагу на своих губах, то принялся жадно всасывать ее в себя, пока тело не достигло критического напряжения и, перевалив за него, окончательно не расслабилось…
Перед глазами одно за другим, стали возникать воспоминания из недавнего сна. Губы изувеченного скривились в беспомощной гримасе и задрожали. А воспоминания все нарастали и нарастали. Казалось, еще чуть-чуть, и каждый, кто находился за пределами юрты, сможет услышать душераздирающие крики из его головы…
Последнее, что видел изувеченный, – усталое лицо лекаря, который своими тощими руками запихивал ему в глотку горький травянистый шарик, и все отчаянные старания, предпринятые разумом в попытках вернуться в сознание, пошли прахом.
Он провалился в черноту, растворяясь в беззащитном сосуде – своем теле.
И лишь одно имя крутилось в его голове.
Имя девочки.
Латика…
Глава 1
Сказки джиннов
А вам доводилось слышать перед сном нечто настолько интересное и невероятное, что глаз не сомкнуть?
Вот уже несколько лет, из года в год я наблюдаю, как люди рассказывают своим детям сказки. Как буквы собираются в слова, слова в предложения, а предложения в целые страницы образов, возникающих в маленькой детской голове. И не важно, верит ли сам рассказчик в то, что он говорит, – а чаще всего он не верит, он просто хочет, чтобы у его потомства были надежды. Надежды на светлое будущее. Было в человеческой истории время, когда рассказчиков сказок заменили электрические коробки. Уж эти-то бездушные ящики не скрывали ничего: ни хорошего, ни плохого. И слушатель сам выбирал, что ему нравится, а что нет. Но теперь, когда человечество скакнуло на несколько веков в прошлое, при этом оставаясь в будущем, сказки снова обрели свой главный смысл – дарить надежду.
В каждой сказке есть свои герои: одни плохие, другие хорошие, а третьи – ни то, ни се, но играющие важную роль в развитии истории. Неизвестно, конечно, представляет ли себя рассказчик героем этой сказки, становится ли лучше в своем воображении, чем является в реальности. Важно помнить одно – ребенок точно представляет его своим героем. Сильным, смелым, способным защитить от всех невзгод. И этот воображаемый мир становится ему ближе, нежели
До поры, до времени эти люди живут среди таких же, как они, пьют ту же грязную воду, вылавливают в туннелях крыс и прочую живность, пригодную для еды, и рассказывают детям те же сказки, что и другие взрослые рассказывают своим в соседней юрте. И единственное, что отличает одних от других, – это первый шаг. Обстоятельства ли приведут к этому первому шагу, или они сами сделают такой выбор – важно помнить, что со временем кто-то будет рассказывать об этом человеке очередную легенду, в которой дети будут представлять своих же родителей. Ведь лица героев совсем скоро сотрутся из памяти, и только тот, кто был таким же участником истории, кто помогал преодолевать препятствия и преодолевал их сам, будет помнить их. Для остальных эти лица будут сокрыты под плотным белым дымом, символизирующим возможность представить себя хоть на долю секунды таким героем…
Важно помнить еще кое-что: любая легенда может звучать совершенно по-разному из уст рассказчиков – каждый из них может повернуть историю в выгодном ему направлении. Если это отец маленькой девочки, он обязательно расскажет ее как сказку со счастливым концом. Если это человек с темными намерениями, он сделает все, чтобы оправдать себя в этой историей. Но лишь некоторые из нас могут рассказать, как все было на самом деле…
Записи в красной тетради
Еще несколько дней назад станция Яшьлек была полна звуков человеческой возни. На скамейках и краях платформы сидели мужчины, разыгрывая партию в самодельные шахматы или читая пожелтевшие книги. Игроков окружали зеваки, по кругу ходили пиалы с чаем и медовой водой. Женщины же разбирали горы хлама, принесенного с поверхности, порой по нескольку раз натыкаясь на одни и те же вещи и оценивая их пригодность в быту. Но сейчас ковры, застилавшие платформу, были свернуты и собраны в вестибюле, палатки и юрты опустели, а в ушах Тимура отчетливо слышался только один звук – звук его шагов, лишь подчеркивавших уровень запустения. Он смиренно шагал по станции, отгоняя от себя бестолковые, никому не нужные мысли. За эти несколько дней он хорошо выучил свой путь от гостевой юрты до покоев султана, наспех сооруженных в связи с приездом последнего. Он запоминал каждую гранитную плитку, выложенную ромбом и окаймлённую сеткой с такими же вставками, словно веря, что пока в этих плитках ничего не менялось, в его жизни тоже все оставалось без изменений.
Двадцать четыре. Двадцать пять. Двадцать шесть. Двадцать… Стоп!
Тимур остановился на разбитой плите, впечатанной в пол станции, и посмотрел в сторону скамьи, расположенной недалеко от него. Скамью с восседающей на ней бабушкой – неотъемлемой частью его вот уже шестого утра. Бабушка эта была чуть ли ни единственным поселенцем станции, которую не смогли выселить в связи с приездом дяди Тимура – главы султаната. Вторым таким поселенцем был ее муж. Старость настолько проникла в этих людей, что любое передвижение могло закончиться для них печально. Они бы и рады этому, но по воле случая к человеку, который ждет смерть, она приходит в последнюю очередь. А уж в этих местах смерть от старости была крайне редким событием.