Метро 2033. Отступник

Шкиль Евгений Юрьевич

Олег не мог поверить своим ушам. Вот оно как бывает! Наследник практически в открытую играет против своего отца, нарушает все мыслимые и немыслимые законы (что тут жалкий подслушанный разговор!), и главное – он даже не мучается выбором, не грызет его совесть, его вообще ничто не коробит, с легкостью преступает границу дозволенного, просто делает так, как ему хочется.

– И… долго ты этим занимаешься? – ошарашенно спросил Олег.

– Да всего-то месяца три. А в Лакедемон так вообще только второй раз товар притащил. Ну, а этот чмошник из Беглицы, пожалуй, уже пару лет приторговывает. Вся Беглица на дури и лекарствах

сидит, только наши о том ни хрена не знают. Нашим-то что? Лишь бы натурналог вовремя выплачивали, да иногда ритуально их малость поубивают, а чем срань рабская в остальное время занимается, никого не волнует. Я, в общем, случайно прознал. Ну, пришлось правда, двух крестьян прирезать, которые этого козлиного челнока покрывали. Короче, я сам стал его крышей. Ну и еще в этом деле есть человек, но, хотя я тебе доверяю, о нем пока не буду говорить… о, а вот и Дом Алён.

Друзья остановились возле двери. Артур несколько раз размашисто ударил кулаком по деревянному косяку.

– Ну, так ты со мной, напарник? – спросил он, с необузданно разгильдяйским видом, похлопывая себя по груди, где лежал мешочек с дурью.

Олег все еще был ошеломлен свалившимися на него сведениями.

– Я тебе дам ответ завтра, после утреннего построения, но в любом случае я тебя не выдам. Вот, только ты скажи, а почему о лекарствах не сообщить в Совет? Старейшины могли бы принять решение о войне или официальной торговле с теми, кто живет в Таганроге?

Артур посмотрел на друга, как на сумасшедшего, и произнес очень серьезно, без всегдашней взбалмошности:

– Если об этом узнают все, то это уже не монополия. Какова тогда будет наша прибыль и власть? Не разочаровывай меня своими глупыми вопросами, Олег.

Вдруг послышался шорох и дверь отворилась. На пороге стояла полноватая женщина, длинный шелковый халат которой открывал босые ноги. Олегу она показалась очень привлекательной, хотя и было видно, что красота эта не первой молодости.

– Мальчики, – промолвила путана, ласково улыбнувшись, – вы к нам?

Глава 3

Только паденье познав, понимаешь всю радость полёта

Никогда раньше Олег не бывал в Доме Алён и удивился роскоши прихожей. Хотя, собственно говоря, что он знал о роскоши? Семилетним мальчиком, впервые увидев обтянутую бархатом мебель в гостиной царя Романа, с открытым ртом смотрел на собственное отражение в зеркальном серванте, а потом с необычайной робостью, почти со священным трепетом касался огромной хрустальной вазы на инкрустированном столике с колесиками, а хозяйка дома, жена дяди, произнесла певучим, чарующим голосом: «То, что ты видишь, раньше могли иметь обычные люди. Но теперь – только цари». И, засмеявшись, потрепала голову мальчишки своей необыкновенно белой рукой с потрясающе блестящими кольцами. После смерти матери Олег стал чаще бывать тут в гостях, но все же не смог поверить, что до Великого Коллапса большинство людей жили так (а по утверждению тети Елены, даже гораздо лучше), как сейчас могли позволить себе лишь избранные. И вот теперь, оказалось, что в круг избранных входит не только высшая элита воинов, но и кое-кто из крестьян.

Прихожая казалась еще больше из-за огромного зеркала в позолоченной раме, в котором отражались резные двери, отполированный до блеска канделябр с мерцающими свечами и гладкий лакированный

пол, а стены были снизу доверху обклеены настоящими обоями. Все это великолепие так сильно напомнило о почти забытых детских впечатлениях, что на краткий миг молодому человеку показалось – он снова семилетний мальчишка, который с удивлением рассматривает чудесные вещи в полном тайн полумраке царского дома.

Женщина радушно улыбнулась гостям и протянула руку:

– Меня зовут Алёна, Алёна Первая. А тебя я знаю, ты Олег…

– Откуда ты можешь знать меня? И что за странное имя ты носишь? – спросил юноша, стараясь за высокомерием скрыть охватившую его робость.

Женщина зашлась неестественным, с нотками бесстыдства смехом.

– Я знаю в Лакедемоне многих: и мужчин, и женщин, и воинов, и крестьян, и даже рабов – всех, одним словом. Но все же мужчин я знаю несколько лучше, чем женщин, а воинов – намного лучше, чем крестьян. Работа у меня такая.

– Почему ты Алёна Первая? – продолжал настаивать Олег, привыкший получать ответы на свои вопросы.

Женщина снова засмеялась:

– А какой же мне быть? Может, нулевой? Я глава этого дома.

– Ну ладно, ладно, – произнес с неудовольствием Артур. – Хватит болтать, Алёна, давай пройдем к тебе, у нас дело есть.

Алёна Первая вскинула брови и указала ладонью на Олега.

– Да нормально, он в курсе, он мой напарник, – отмахнулся Артур. Олега слегка покоробила бесцеремонность друга, ведь буквально пять минут назад они договорились, что решение будет принято завтра после построения, на котором придется оправдать ожидания дяди, а Артур ведет себя, словно согласие уже получено. Но обсуждать это в присутствии шлюхи казалось глупым.

Женщина провела друзей в маленькую комнату. Здесь она зажгла ароматические свечи, воткнутые в металлический треножник и из полутьмы выступил маленький низкий столик с несколькими креслами. Алёна Первая сделала приглашающий жест, и парни сели. Женщина также опустилась на мягкую подушку сиденья, бесцеремонно закинув ногу за ногу. Ткань халатика сползла и открыла голые бедра, отчего у Олега вдруг перехватило дыхание.

– Я вас слушаю, – в голосе Алёны проскользнули резкие нотки.

– А чё нас слушать, – хохотнул Артур. – Нам бы поразвлечься…

– Да, – Алена Первая улыбнулась, вскинув голову, – это было бы неплохо. Но, дорогой мой, ты помнишь, сколько ты нам должен?

– Сколько? – лицо Артура приняло невинное выражение.

Женщина засмеялась – дерзко, беззастенчиво, будто она разговаривала сейчас не с воином, не с наследником, а с равным себе – крестьянином или даже с рабом.

– Артурчик, Артурчик, не строй из себя дурачка! Ты отлично знаешь, сколько. Но я тебе напомню: сто семнадцать с половиной трудодней. А это, ты сам понимаешь, милый, много, даже для царского сынка. Больше никакой любви в долг.

Олег, с трудом оторвав взгляд от женских ног, посмотрел на друга. «Ха, – подумалось ему, – трактирщику Гоги за подобное обращение кто-то обещал вставить меч в зад. А тут – никакой реакции».

– Да чё ты, мать, завелась, – заулыбался Артур. – Сто семнадцать так сто семнадцать. Я ведь не с пустыми руками пришел, – и с этими словами он бросил на стол мешочек, который оказался грязно-синего цвета.

– Ого, – почти пропела Алёна Первая, игриво качнув ногой. – Ну что ж… это другое дело.