Метро 2033. Отступник
Шрифт:
«Впрочем, горький хлеб изгнания ели многие замечательные личности, – подумал шаман, зачерпывая очередную порцию песка. – Взять хотя бы такие имена, как Овидий, Ганнибал, Данте… Или поближе – Солженицын, Далай-лама… Ведь и вправду, то, что нас не убивает, делает только сильнее. К тому же все должно перевариться, устаканиться… Боль даже самых страшных потерь когда-то утихнет. Но для этого нужно время…»
Вчера Олег, заросший, с яростью в воспаленных глазах, пришел в порт и наткнулся на Заквасского. Ян сидел возле лодки, перебирая рыболовную
– Мне нужно поговорить, – сказал парень.
– Говори, – ответил шаман, не поднимая головы и подвязывая очередное грузило.
– Я вижу, что должен уйти из Таганрога.
– Это твое решение, – голос Яна не выражал никаких эмоций, будто речь сейчас шла о чем-то вполне обыденном, происходящем по пять раз на день. – Куда же ты хочешь отправиться?
– В Лакедемоне… – юноша поколебался немного, а затем продолжил, – в Лакедемоне я не смогу жить. Я уже другой. Не смогу там дышать.
– А вот дышать тебе никто не запрещает. Я тебе вот что скажу, пацанчик: ты просто не умеешь дышать и никогда не умел, – шаман говорил, не глядя на собеседника, продолжая чинить сети. – И потом, тебя никто и не отсылает в Лакедемон. Хотя сейчас, насколько мне известно, твой дядя предпринял ряд шагов по смягчению нравов. Так что теперь ребенку с кошачьими глазами там бы ничего не угрожало.
– Каур сказала, что станет для девочки второй матерью, а для нее я значу больше, чем любой из соплеменников, но намного меньше, чем община в целом с ее устоями и законами. Но я не могу быть ей только братом.
Заквасский не видел лица Олега, но услышал, как участилось его дыхание.
– Меня все обходят, как больного степным поветрием. В чем я виноват?! – вдруг закричал парень. – В чем?! Или вы думаете, я хотел, чтобы умерли Илья, Саша, Ромул?! Они были моими друзьями… Они были лучшими!..
Олег потерял над собой контроль, бросился на колени, закричал и, выхватив клинок, принялся со всей силы втыкать его в песок. Тут Ян поднял голову, посмотрел на неистовствующего юношу и печально улыбнулся. Так прошло несколько минут: парень, глухо рыча, рыхлил берег, а шаман наблюдал за этим зрелищем.
Наконец, Олег в последний раз вогнал шашку в песок, руки его ослабли и безвольно соскользнули с рукояти. Юноша тяжело дышал, открыв рот. Заквасский, бросив сеть, лениво поднялся и, подойдя к парню, присел на корточки.
– Олег, послушай-ка, – шаман хотел положить руку ему на плечо, но не стал этого делать. – Везде полно несправедливости. И сейчас получилось, что ты виноватый без вины. Те, кто потеряли своих детей, пока не могут этого забыть. Сердцу не прикажешь, знаешь ли.
– И что с того? – не поднимая головы, устало прошептал парень. – Что мне с того? Драться с любым, кто обвиняет меня? Но ведь действительно, я виноват… Если бы я не пришел к вам… Скажите, что мне делать?
– Агрессия порождает только новую агрессию, пацанчик, это проверенная временем
Сказав это, шаман, захватив с собой сеть, побрел вдоль берега к набережной, оставив Олега наедине с размышлениями и отвратительным запахом разлагающихся водорослей.
На следующий день Ян, Каур и Олег остановились на северной границе Запретной зоны. Больше провожатых не было.
Олег был одет в камуфляж, по расцветке очень похожий на тот, что носил в Лакедемоне. За спиной у него висел вещмешок, а на плече – автомат Калашникова.
– Хорошо бы еще неделю подождать, – сказал шаман. – Ты не до конца окреп после ранения.
– Нет, – ответил юноша, – потом будет холодно, а мне нужно обустроить жилище.
– Верно. Тогда иди вдоль моря, этот путь безопасен. Где-то через пять-шесть километров выйдешь к Бессергеновке, там и поселишься, – еще раз повторил инструкции Ян. – Радиация в тех местах выше, чем в Таганроге, но у тебя есть запас водорослей почти на три месяца. Еды на первые дни также хватит. Район Бессергеновки – охотничьи угодья Пегаса, а потому крупных хищников там быть не должно. Ну и опять же, он будет за тобой приглядывать. В ноябре, после праздника Осеннего Откровения, мы с Каур навестим тебя. Я захвачу вяленого зурелана и что-нибудь из теплой одежды.
Девушка опустила глаза, не желая показывать слезы, и сжала пухлые губы.
– Спасибо. Надеюсь вас увидеть, – Олег нахмурился. – Хотя я ведь дважды отступник, и значит, дважды заслуживаю одиночества.
– Ты не отступник, – возразил шаман, – ты прозелит. Тот, кто мучительно умирал, а теперь зачат заново и вскоре родится. А когда родишься, тогда поймешь, что делать дальше. В любом случае твое решение будет правильным и свободным. Ты поймешь нечто новое и неуловимое, как звук хлопка одной ладони.
При этих словах шамана Олег невольно вздрогнул, посмотрел на Яна странным взглядом и спросил:
– А что такое звук хлопка одной ладони?
– Это… – Заквасский помедлил, а затем указал в сторону моря, – вот та волна, бегущая к берегу, стремящаяся разбиться о серый песок.
– Почему волна? – спросил парень.
– А почему нет?
Олег пожал плечами, еще раз грустно улыбнулся и тихо произнес:
– Мне пора.
Ян отошел к полузатопленной коряге и теперь ждал Каур.
Он знал, – вернее, ему очень хотелось думать, будто он знает, – что пацанчик обязательно вернется в Таганрог. Как и положено, спустя девять месяцев все родится заново и придется на годовщину битвы с захватчиками, в День павших героев, – именно так теперь именовали праздник Летнего Откровения. А если заглядывать в еще более отдаленное будущее, которое пока скрывалось в непроницаемом тумане, то как знать, быть может, племянник наследует дяде, и тогда связь между двумя общинами вполне можно будет укрепить узами брака.