Метро 2033. Переход-2. На другой стороне
Шрифт:
– Сколько тебе лет?
– Было два, когда мы с братом покинули дом и отправились сюда. Сейчас должно быть около пяти. Но у нас все совершенно не так, как у людей. Вы в первые годы жизни учитесь, и до четырнадцати-пятнадцати лет абсолютно ни на что не способны. Мы – совсем другое дело, нам не нужно учиться. Мы впитываем все необходимые знания и умения с материнским молоком.
– Вы что, млекопитающие? – Нель усмехнулся, представив себе фигуру ментала, только с женскими вторичными половыми признаками.
И каждая сиська с хорошую
И даже сам удивился, на какие мерзости способна его богатая фантазия.
Во рту мародера внезапно появился сладкий вкус дынного сока. А он-то думал, что уже не помнит, что это такое. В последний раз он ел дыни и арбузы за пару лет до Войны.
– Ты что ли балуешь? – спросил Нель у монстра в своей голове.
– Да, – ответил тот. – Подумал, что тебе будет приятно вспомнить, что это такое. Нет, мы не млекопитающие. И материнское молоко нам заменяют их мысли. Мы умеем улавливать их с рождения и просто получаем всю информацию. Нам нужно три, максимум четыре месяца, для слабых особей, чтобы отточить полученные навыки на практике. А дальше мы становимся абсолютно зрелыми. Взрослыми.
– Знаешь, я в детстве мечтал, чтобы у каждого человека был такой разъем, вроде USB-шного, – неожиданно для самого себя мародер стал делиться с менталом. – И чтобы каждому из нас просто закачивали нужные знания и навыки в голову, и никому не приходилось ходить в школу, зубрить, запоминать…
Нель на секунду отвлекся на движение справа, но оказалось, что его внимание привлекла захлопнувшаяся из-за резкого порыва ветра оконная створка. Недовольно поморщившись, мародер проверил автомат, слегка подтянул ремень и продолжил.
– Стоило закончить школу и поступить на первый курс, подумал, ну его на хрен. А как тогда решать, кем станет ребенок? Жеребьевкой? Распределительной машиной, как в книжке у Стругацких? И чтобы каждый год менять должности, из мусорщика в директоры обувной компании и так далее. Да и назад мне хотелось, в детство, к матери. Тяжело было.
– А ведь раньше у вас был выбор, – шипящий голос звучал задумчиво.
– Да, был, – согласился мародер, даже кивнул по привычке. – Профессию выбирай какую хочешь, только трудиться будь готов. Старайся, работай, в люди выбивайся, и никакие таланты не нужны. Людей вокруг полно: хочешь – дружи с ними, хочешь – подбери себе личного врага да ненавидь его. Свобода.
Откуда-то со стороны заброшенного завода раздался собачий лай на несколько глоток, но ментал не среагировал, а, значит, это были обычные мутировавшие дворняги, которые не нападут. О лаке монстр наверняка предупредил бы.
– А мы чего-то еще хотели, правителей менять пытались, и ведь каждый старался наобещать побольше, – мародер усмехнулся. – И что лучше жить будем, и что разбогатеем все. Хотя, конечно, было и другое, было кумовство, была коррупция, но, черт, сейчас понимаю, что на это жаловаться бессмысленно. На себя смотри, не на других, делай, что можешь, и живи.
Мародер понял,
– Почему ты смеешься?
– Да потому что то, что я сейчас горожу, называлось у нас кухонной философией. И мы с тобой, как два закадычных друга на кухне, обсуждаем наши проблемы. Хоть и не друзья вовсе, и даже не одного вида существа.
– А еще я чувствую твою боль, – продолжал беззастенчиво копаться в мыслях Нельсона монстр.
– Потому что нет больше этой свободы, – объяснил Нель. – Потому что все, кончилось, и нет у нас никакого выбора. И детям нашим придется умереть либо в схватках с мутантами, либо в резне между собой. Не оставили мы им других возможностей. Да и дети-то не у всех появятся, сейчас, чтобы детей завести, надо либо великую смелость иметь, либо великую глупость.
Мародер поморщился, будто от зубной боли, и замолчал. Ему показалось, что ментал понял, что продолжать разговора он не собирается, и затих, занявшись какими-то своими делами.
Территория, принадлежавшая Халифату, уже осталась позади. Сколько лет Нель не мог рискнуть появиться здесь, а сейчас смотри-ка: идет себе спокойно посреди проспекта, ни о чем не беспокоясь.
На самом деле, мародер, конечно, беспокоился, и был настороже. Правда, теперь это было скорее привычкой, чем необходимостью, хотя Нель и чувствовал на себе алчные взгляды хищников, желавших человечины, но что-то было в них такое… чувство безнадеги и понимание, что связываться с этим двуногим себе дороже.
Все органы чувств мародера благодаря монстру в голове обострились до предела.
Нельсон прошел мимо развалин дома, в котором когда-то устроили свое жилье маугли, и остановился. И что ему оставалось делать? Постучаться в гермозатвор и спросить, не дадут ли ему переговорить с Кариной?
Которая к тому же еще и ранена во время последней схватки.
Выходило, что нужно брать языка, одного из жителей бункера. Можно дождаться, когда группа «зеленых человечков» покинет переход, попытаться взять одного из них и допросить.
Препятствий к этому было несколько. Самое главное, что, скорее всего, ублюдки из бункера выйдут организованной группой и, разумеется, заметят потерю одного из своих товарищей. Будут искать, найдут, и тогда придется вступать в бой.
Бой безнадежный и для Нельсона последний. Хотя жители бункера под мэрией и были по сути своей детьми, но они действовали потрясающе: слаженно и эффективно. Отрицать это было полной глупостью.
Достаточно вспомнить, как самого мародера спеленали возле «Райисполкома». Видимо, ублюдки натренировались на каких-нибудь подземных полигонах, где-то под их убежищем. А, может быть, использовали симуляторы виртуальной реальности, чтобы выучиться тактике и прочему. Много чего можно было предположить.