Метро 2035: Черноморье

Лебедев Виктор Петрович

Бобр предупреждал, чтобы в первую свою смену Ган трудился без особого фанатизма – как только почувствует, что дышать стало тяжелее, пусть сразу всплывает. Тем более надо оставить силы, чтобы прицепить на крюк лебедки бочку, ведь ее еще тащить наверх, чтобы наполнить свежим воздухом для следующего работника.

Начальник цеха также рассказывал, что метод с колоколами – достаточно древний. Давным-давно даже некоторые военачальники опробовали такой способ – то ли для того, чтобы подобраться к вражескому флоту, то ли чтобы незаметно подойти к крепости на берегу. Бобр сам точно не помнил – где-то что-то читал подобное. А может, сочинил, хер его знает. Но звучало дерзко и красиво.

Контейнер

был заполнен наполовину, он уже подумывал заканчивать, как вдруг во время очередного выхода заметил, как от соседней бочки ему машет рукой другой работник. Тот пытался отчаянно жестикулировать, но движения в воде выходили плавными, похожими на непонятный танец, затем он стал тыкать, указывая за спину Гану.

Он не сразу сообразил повернуться, а когда сделал это, сердце ушло в пятки. Возле сетки в десяти метрах от него крутилась настоящая тварь из кошмаров. Внешне она напоминала здоровую рыбу, только плавников было многовато, вдоль спины тянулись костяные выросты-шипы. Глаза были на отростках, вращались как безумные, а пасть уж очень напоминала рот рыбы-удильщика, только в разы больше. Кривые зубы в несколько рядов усеяли верхнюю и нижнюю челюсти. Вот рыба заметила Гана и вильнула телом. Как будто кокетливо потерлась о железную сетку, нажала на нее, но та выдержала. Рыбе это не понравилось, она отплыла, виляя хвостом, а затем резко развернулась и бросила всю свою массу на ограду. Сетка выгнулась, принимая на себя не один центнер веса, погнулась, но спружинила и отбросила тварь.

Ган забрался в бочку и через иллюминатор наблюдал, как рыба бросается на сетку снова и снова. И только спустя время в голову пришел вопрос, почему он торчит здесь, а не всплывает и не пытается спастись на барже. Дышалось уже тяжело, от первобытного страха перед опасностью и притока адреналина он жадно нахватался воздуха из бочки, потратив почти весь запас кислорода, и теперь в глазах плыла пелена. Пора было действовать. Он медленно снял пояс с грузом, повесил его внутри бочки, зацепив за крепление. Сделал три глубоких вдоха и, присев и схватившись за нижний край колокола, резко вытолкнул тело из убежища.

Рыба неистовствовала, билась злобно о сетку, которая уже порвалась в некоторых местах. Три метра отделяли пловца от поверхности, голова гудела, в глазах стало темнеть. Он был на полпути к цели, практически на расстоянии вытянутой руки. Свежий бриз ждал его наверху, спасительный борт и крепкая палуба под ногами. В этот момент сетка не выдержала, лопнула поперек. Водная тварь рванулась в пробоину, застряла лишь на мгновение – мощное мускулистое тело продралось сквозь преграду. Острые края оставили глубокие рваные царапины на боках, но это лишь разозлило рыбу еще больше. Ган развернулся в воде и вслепую махнул ножом – мимо. Но промахнулась и рыба. Зубы схлопнулись в нескольких сантиметрах от человека, его задело хвостом и швырнуло вперед. Это его и спасло – рыба, сама того не ведая и не желая, подтолкнула мужчину к спасительным ступенькам.

Грубые руки схватили Гана и выдернули из воды. Легкие жгло огнем, он лежал на палубе и хватал ртом воздух, надышаться никак не получалось.

– Манит к тебе всяких тварей, – прогудел рядом голос Бобра. – Только появился недавно у нас – а уже столько происшествий. Еще и пираты были, пока ты в каюте валялся, приходил в себя.

Спрут и уродливая рыбина – действительно, слишком много для нескольких дней. Постепенно сердце перестало скакать как ополоумевшее, а дрожь ушла. Ган дышал все еще часто, но уже спокойнее. Он вспомнил беседу с Натуралистом, когда тот назвал его «дитя тумана». Он ведь и правда появился будто из ниоткуда

и совершенно ничего не помнит. Что, если в этом сошедшем с ума мире возможно и такое? Что, если он – порождение этой тьмы?

Мужчина поморщился. Бредовые мысли приходят в голову, когда был на волосок от гибели. Гнать такие надо на хуй. Мало других забот ему, что ли?

– Это не ко мне тварей манит, это от вас дурно пахнет, вот они, как на падаль, и плывут – мясо халявное получить, – огрызнулся он запоздало. – А тут я им, как назло, попадаюсь. Еще и пытаюсь уколоть булавкой своей, – он кивнул на нож. Не нож, а одно название. И только сейчас озарило – у него же в колоколе гарпунное ружье было!

Мужики удивленно обернулись, когда услышали трехэтажный мат, не прекращавшийся с минуту, а то и больше. Заухмылялись, довольные.

– Правильно, не держи в себе, – сказал кто-то.

А когда он им объяснил причину, загоготали.

– Ну, ничего, хоть не обосрался от страха – и то хорошо. Вон, все остальные сразу повыскакивали из воды как ошпаренные – им точно надо штаны проверить. А ты молодцом!

Бобр распорядился вытащить бочки с уловом в контейнерах чуть позже, когда уйдет эта тварь. Рыба то и дело показывалась над водой – выглядело это устрашающе. Иззубренный плавник рассекал воду, костяные наросты вспенивали жидкость. Тварь бесновалась, но понемногу успокаивалась – объект, раздражавший ее под водой, скрылся на судне. А в пустом загоне делать было нечего. Стоящие бочки интереса у рыбы не вызвали.

– Если не сбежит из загона, расстреляйте ее гарпунами, – отдал указание Бобр, разглядывая силуэт монстра в воде. – Надо еще сегодня успеть залатать сетку, скрутим ее проволокой, да покрепче.

Он похлопал Гана по плечу на прощание.

– Иди к себе, отдохни. Такие ситуации выматывают похлеще заплыва на пару-тройку километров. Не физически – морально опустошают. Уж я-то знаю, о чем говорю, – Бобр приподнял майку и показал на спине уродливые шрамы. – Тоже одна рыбка цапнула.

И он ушел, растворился в зеве, ведущем в помещение цеха.

Остались двое работников, они трепались о чем-то, не обращая внимания на сидевшего неподалеку Гана. Сначала он думал о своем, а потом до него стали долетать обрывки разговора:

– В Джубге… где еще?..

– А я слышал, такие только в Туапсе бывают… – гундосил второй.

Они явно вспоминали побережье, тоскуя о потерянном когда-то или о приключениях, случавшихся в упомянутых местах. Но Гана вдруг будто током ударило. Голова снова заболела, как несколько дней назад. Перед глазами ясно всплыла картина, четкая, словно резкость настроили в стареньком телевизоре.

Холод от сырой земли разливается по телу. Ждать долго в засаде на возвышении посреди камней – то еще удовольствие. А если от сырости и холода занемеют руки, то есть шанс «завалить» выстрел. Но лучше места в округе не найти – до дозорной башни далеко, высокая, буйно разросшаяся трава скрывает меня с СВД, схоронившегося у здорового валуна. Кривое бревно служит упором, еще не хватало, чтобы ствол повело в самый неподходящий момент.

Низко висящие тучи над холмами почти цепляются за их вершины, свинцовое небо давит своей угрюмостью, грозится смыть всех глупцов, осмелившихся оказаться без укрытия здесь, недалеко от побережья мертвого Черного моря. Хотя некоторые адепты Южного Рубежа называют его Понтийским, а пираты – Сугдейским, намекая на древнее название Судака. Один хер, как его ни назови сейчас, гостеприимнее оно не станет. Вдалеке кричат орланы, возможно, в предвкушении добычи.