Метро
Шрифт:
Мужчина заворчал и задвигал губами, словно спал и видел приятный сон.
Гарин извивался, как червяк в мокрой земле, на которую упал электрический провод. Теперь его голова приобрела некоторую свободу.
Слюна, стекающая изо рта мужчины, постепенно вытягивалась и уже готова была коснуться Гарина. Еще немного, и она коснется его лица.
Гарин, борясь с отвращением, снова закрыл глаза и почувствовал, как тягучая влага легла ему на нос. Он сделал отчаянный рывок и с размаху впечатал свой лоб в лицо мужчины.
Мужчина
Гарин бил еще и еще… Слюнявый обладатель пальто наконец слегка приподнялся, но и этого было достаточно – воздух со свистом ворвался в легкие Гарина, и пусть он наполнил только самые верхушки, но дрожащая черная дымка небытия, караулившая его сознание, стала потихоньку отступать.
Гарин продолжал долбить («Дятел обыкновенный горизонтальный», – мелькала в голове какая-то нелепица), и мужчина, оказавшийся очень крупным и тучным, пытался увернуться от его ударов. Он подтянул под себя руки, уперся Гарину в плечи и стал медленно подниматься.
«Он сломает меня!» – подумал Гарин, но в тот момент эта перспектива казалась заманчивее другой – «он задушит меня».
Лицо мужчины налилось кровью и сделалось багровым; он отрывисто дышал, обдавая Гарина крупными каплями слюны, и бормотал:
– Что же это? А? Что же это?
Гарин снизу видел его раздувшееся лицо и прыгающие губы, но он никак не мог поймать его взгляд. Глаза мужчины бегали, как шарики в барабане «Спортлото».
– Давай! Давай, мать твою! Давай! – кричал на него Гарин громко и отрывисто. С каждым «давай» он старался выдохнуть как можно глубже, чтобы новая порция воздуха вошла в легкие, застоявшиеся и душные, как низкие подвалы старого замка.
– А? Что же это? А?
Глаза у мужчины постепенно становились осмысленными. Они наконец остановились и уперлись в Гарина, словно тот был единственным во всем поезде, кто мог честно и открыто ответить на этот вопрос.
– Слеза-а-ай! СЛЕЗАЙ!!!
Ему повезло, что мужик оказался таким здоровым. Конечно, он его чуть не задавил, но он оказался настолько сильным, что смог стряхнуть с себя по меньшей мере четырех человек.
Несколько секунд Гарин лежал, запрокинув голову. Он блаженствовал. Он просто дышал.
Это ощущение по своей силе могло поспорить с самым ярким в его жизни оргазмом – когда они с Ириной занимались любовью на лестнице многоэтажного дома. За тонкой стенкой что-то падало и ухало в трубе мусоропровода, ветер завывал в вентиляционной шахте, двери на лестничных клетках постоянно хлопали, а они все никак не могли остановиться, с каждой секундой все приближаясь и приближаясь к вершине.
Они кончили одновременно
Наверху, через два этажа, раздраженный женский голос воскликнул:
– Хулиганы! Вам что, улицы мало?
Они захохотали и побежали вниз по лестнице. Ирина на ходу натягивала колготки, а Гарин застегивал штаны.
– А-А-А-А-А!!! – снова заорал он – не для того, чтобы досадить сердитой женщине, а от избытка переполнявших его чувств.
А Ирина смеялась так, что ей приходилось опираться рукой на стену.
– Пойдем… на… улицу… – с трудом выдавила она, и Гарин чуть не покатился кубарем от приступа буйного смеха.
– На улицу… – повторил он. – На улицу… Чтобы продолжить…
Непонятно, почему он вспомнил сейчас этот эпизод – скорее грустный, чем веселый. С тех пор прошло уже много лет – так много, что Гарин не мог сказать, сколько именно.
Наверное, потому, что воздух, свободно входящий в его легкие, был таким сладким… Он подумал, что нечто подобное испытывает женщина, когда в нее входит желанный мужчина.
И Гарин закричал.
Но в следующую секунду эйфория прошла. Этот воздух был слишком сладким. Он пах кровью.
Гарин сел. Что-то под ним опять колыхнулось, настолько вяло и безжизненно, что Гарин испугался. «Я сижу на трупе».
Он понял, что какое-то время после удара лежал без сознания. Видимо, тому, кто лежал в основании «кучи малы», этого времени хватило, чтобы задохнуться.
Гарин подумал об этом отстраненно, не испытывая никаких эмоций, кроме одной: «Хорошо, что я не умер».
Он оперся обеими руками на тело, лежавшее под ним, и попытался встать, но правая нога была крепко зажата. Гарин видел ее только до колена, остальная часть скрывалась под краем ярко-красной болоньевой куртки.
Гарин нагнулся вперед и вправо. Он попробовал отпихнуть тело в красной куртке… (Он не знал, живой это человек или уже бездыханное тело.) Он толкнул; затем еще и еще раз, но все было бесполезно.
Тогда Гарин ухватился за свою ногу и потащил на себя, чувствуя, как она помаленьку продвигается.
Внезапно все вокруг пришло в движение. Люди, оглушенные ударом, вскакивали на ноги и начинали метаться.
Сдавленный воздух вагона прорезали панические крики. Это было чертовски соблазнительно – поддаться всеобщей панике. Стать частью орущей многоголосой толпы. Но это был путь в никуда. Путь, ступив на который, рискуешь не вернуться.
Гарин поборол сиюминутную слабость. Он стиснул зубы так сильно, что заболела шея, и закусил губу. Паника – его личная паника – отступила.
Он дернул правую ногу изо всех сил и наконец-то сумел ее освободить.