Мэй. Сломленная
Шрифт:
Слова девушки глубоко засели в мозгу и никак не давали покоя. Я по-прежнему многое не понимала. Большая часть вопросов, к которым прибавилась ещё парочка, так и осталась без ответов. Но то, что тут не обошлось без постороннего вмешательства, это без сомнений.
Откуда такая щедрость? Не просто же так этот кто-то решил помочь, не по доброте же душевной. И что мне будет стоить эта самая помощь? Я более чем уверена, что в дальнейшем придётся заплатить за это. А вот чем - это уже другой вопрос. Но я не узнаю этого, пока не станет известна причина, из-за которой нахожусь здесь. К тому же это ещё не до конца ясно,
Тяжело вздохнув, я в очередной раз уставилась в потолок. Как же достала эта беспомощность, надоело уже лежать. И почему я все никак не могу шевелиться? Что со мной не так? Это же мои руки, мои ноги. Или это только кажется?
Я пристально уставилась на пальцы руки и буквально заставила себя ими пошевелить. С первого раза ничего не получилось, но у меня и в мыслях не было, чтобы отступить. Если хочу выбраться отсюда и узнать правду, просто не имею права сдаваться.
Потребовалось немало сил и терпения, чтобы, наконец-то, добиться своего. Спустя десять, а то и больше попыток, я смогла пошевелить указательным пальцем. Это далось с большим трудом, но самое трудное было только впереди. Медленно, очень медленно я начала разрабатывать остальные пальцы, пока в конечном итоге не смогла сжать руку в кулак.
В жизни не подумала бы, что когда-нибудь придётся заново учиться таким элементарным вещам. Я чувствовала себя не просто беспомощной, а немощной. Мало того, что ничего не помню, так ещё приходится заново учиться двигаться. Из-за чего возникло неприятное ощущение, будто и вовсе не в своём теле.
– Мэй, дорогая, не стоит так торопиться! Тебе ещё нельзя вставать, ты же можешь упасть!
– со стороны двери раздался встревоженный возглас Амелии.
Она в миг оказалась рядом, как раз в тот момент, когда я уже свесила ноги с кровати. Девушка отложила в сторону кипу белья, аккуратно взяла меня под руку и уложила обратно в постель.
– Я понимаю, что тебе уже надоело лежать. Но сейчас пока рано пытаться двигаться самостоятельно, - вновь заговорила она, после того как я приняла горизонтальное положение.
– В каком смысле? Почему мне нельзя вставать?
– уже с привычным непониманием спросила я. А когда вместо ответа девушка потупила взгляд, добавила: - Дай угадаю, ты знаешь что-то ещё?
На лице Амелии отразился лёгкий намёк на стыд. Она задумчиво прикусила нижнюю губу, молча потянулась к белью, которое оставила на тумбе и кивнула на меня:
– Давай помогу переодеться.
– А давай ты сначала ответишь на вопрос, а потом уже займемся переодеваниями.
– Ладно.
Послышался вздох. Она села на стул, мельком глянула на закрытую дверь и заговорила:
– Да, ты права, я действительно не всё рассказала…
– Так и думала, - перебила я.
– Но почему? Мне кажется, что всё-таки имею право знать правду.
– На тебе тогда лица не было. Я не хотела вот так сходу огорошить тебя, это было бы неправильно с моей стороны, - в её голосе слышалась грусть. Амелия заправила за ухо выбившуюся прядь светлых волос, немного помолчала и продолжила: - Я собиралась рассказать,
– Я смотрю, ты большая любительница подслушивать чужие разговоры, - усмехнулась, на что получила хмурый взгляд.
– Мне казалось, ты хотела что-то узнать. Будешь и дальше перебивать?
– Прости, - теперь была уже моя очередь устыдиться.
– Продолжай.
– По всей видимости, он навёл справки на тебя, потому что разговор был о твоём состоянии. Не уверена, но могу предложить, что собеседником был кто-то из медицинских работников. Джеймс, директор этой дыры, долго выпытывал про тебя. Хотел убедиться в точности информации, которую успел нарыть.
Амелия снова посмотрела на дверь будто боялась, что нас могут услышать. Затем, понизив голос, добавила:
– Мэй, я не знаю, что с тобой произошло, но… Ты только не пугайся, ладно?
Мне сразу не понравились её слова. Она вела себя как-то странно, но чёрт бы с этим. Тут и дураку понятно: она рисковала и опасалась быть подслушанной. Я опасалась не меньше её. Что там говорить, боялась сейчас услышать то, о чём неоднократно думала сама. Да, я хотела правду и вот-вот её услышу. Только готова ли?
– Не пугаться чего?
Я не была уверена и уже начала сомневаться в правильности своего решение, выудить из неё правду. Но отступать было некуда. Какой бы ни был ответ, произошло то, что произошло. Время всё равно нельзя вернуть вспять.
– Твоё тело… Оно ненастоящее. Руки, ноги, глаза, внутренние органы – всё это механическое, искусственное. Именно поэтому тебе сейчас нельзя вставать. Ты ещё не прошла курс реабилитации, одно неверное движение и можешь повредиться.
– Искусственное, значит, - еле слышно повторила я и перевела взгляд на свои руки.
«Ну что, Мэй, поздравляю. Ты добилась своего» - подумала, а сама отказывалась верить собственным ушам. Хм, а собственным ли? Боюсь, это определение ко мне уже не подходит.
Одно дело думать, строить догадки. Другое - услышать эти самые догадки лично. Не зря у меня были сомнения на этот счет. Однако вместо ожидаемой волны неприятных эмоций, я не ощущала ровным счётом ничего. Ни гнева, ни грусти - ничего. Внутри была пустота. Я буквально тонула в этой пустоте и ничего не могла с этим поделать. Даже не знаю, хорошо ли это?
Зато теперь стало понятно, почему не могу двигаться и почему ничего не чувствую. Одной головоломкой меньше, но это нисколечко не утешало. Наоборот, я только сильнее запуталась. До сих пор неизвестно, кто это со мной сделал и что произошло.
Можно ли вообще считать данный поступок помощью? То, что сделал этот человек, расценивается как эгоизм. Ведь благодаря ему я стала тем, кого так не любят в городе. Аугов не воспринимают за людей, их не желают видеть почти ни в одном заведении, будь то бар или другая забегаловка. Они живут, а точнее существуют, в специальном общежитии. Если куда-то и выходят, то очень тщательно скрывают своё предназначение. Протезированные уже давно считаются дешёвой рабочей силой. Безусловно работодателю куда выгоднее нанять с десяток таких, чтобы те выполняли работу вдвое больше, чем обычный человек. Да и платить им особо не нужно – хорошо, что хотя бы приняли.