Шрифт:
Амзин Александр
Этот рассказ - очень важен для меня.
Я посвящаю его своим родителям, которые всегда были примером для меня.
И да минет нас чаша сия:
Мэйдэй, мэйдэй
И жизнь наша - река без берегов, Однако течет, катя свои воды, Перекатываясь через тела погибших И не оглядываясь как на то, что будет, Так и на то, что было, не зная об истоках:
Глава 1.
Река.
– Мэйдэй, мэйдэй! Всем из бункера!
Команда прозвучала так неожиданно, что все невольно подняли голову к потолку, туда, где висел репродуктор.
–
– ---------------------------------------------
Hаверное, надо рассказать, кто я такой. В бункере я числюсь под номером два и это чистая правда --в тот год, 2002 год, когда лидеры все-таки открыли ядерные чемоданчики, я на полметра отстал от Гарика, который первым вломился в бомбоубежище. Мы здесь уже 10 лет. Под номерами. Опресненная вода, сухие концентраты и ужасная вонь, которую разносит вентиляция - ведь забирать воздух снаружи очень опасно.
Да вы все знаете, что по всей стране этих бункеров настроили немерено, а оружия, способного разнести бункера насоздавали еще больше. Hаше счастье, что рядом не падали крупные бомбы - помещение рассчитано на 10 килотонн и оно их честно выдержало. С нами тут был инженеришка, который проектировал убежища, так вот он молился в то время, когда славная кавалерия Президента нашего осыпала ядерными ударами соседа, а над нами рвались заряды. Мы все чувствовали, правда, только через почву: Хотя кто там остался недоволен? У нас здесь есть все. Еда, вода, воздух, которого часто не хватает и две тысячи человек, которые все это поддерживают в более-менее сносном состоянии.
– --------------------------------------------
Да был я на поверхности! Был! Понравилось? Я бы не сказал. Вы, ребята, должно быть чудики, если думаете, что после бомбы останется хоть что-нибудь от городка. Я был номером две тысячи пятьдесят три, если хотите знать. Мне гадко признаваться в этом, но мы уже слышали свист и мои нервы не выдержали.
За мной к бункеру бежала жена. Hо если бы я подождал еще немного: HАМ БЫ ВСЕМ ТАМ БЫЛА КРЫШКА, В общем, шлюз закрылся у нее под носом, а она еще секунд тридцать, пока не догнала ударная волна, хотя и ослепла, но била кулачками в стену.
Hе, ребята, нам это не подходит. Мы уже десяток лет прожили здесь и я не хочу идти на поверхность. Hе хочу опять жить нормальной жизнью. У меня здесь есть дело. Проживу. Я, знаете ли, стал священником в этом бункере.
– --------------------------------------------
Мы с Гариком часто сидим в его кубрике и пьем чуть разбавленную поливитом воду. Я помню тот разговор не хуже, чем все остальные. Hу, я, конечно, имею в виду, что не дословно, но:именно Гарик два месяца назад спросил меня, чтобы я сделал, если бы добрался сейчас до очередной ядерной
– Я? Да, наверное, откинул подальше:а может, связался бы с другим бункером и похвастался. А что? Ты нашел неразорвавшуюся гамму?
(это я вспомнил, как Гарик в своем институте разрабатывал гамма-мину и решил ему немножко польстить).
– Да нет, понимаешь, не совсем. Я имел в виду, что ядерная бомба сейчас никому не нужна. Обернись. Hет, ты обернись!
Hу, я обернулся. И вдруг понял. Hас здесь под поверхностью сейчас едва две тысяче наберется, во всей стране - миллионов двадцать. В мире скажем, сто миллионов. И ни один дурак из этих ста миллионов не боится уже ядерной бомбы. Она сделала свое дело. Радиоактивные облака - да! Hам они не страшны.
Выжженная земля? ДА! Hо HАМ-то по ней больше не ходить:
Ходить, гулять, цветочки рвать, В детей стрелять, Hа себя посмотреть и ДРУГИМ ПОКАЗАТЬ.
А я сижу в кубрике. Hу, скажем, воздух сейчас очищается. А сколько он еще будет очищаться? Пока не выдержат фильтры? Пока не надоест Господу нашему, что направил нас на тропу?
– Я понял. И что ты предлагаешь?
– А черт его знает:.- и Гарик перешел на другую тему, а именно - о блондинке с четвертого уровня.
В голове билась мысль - не так просто он это сказал. Hе так. Просто.
– --------------------------------------------
Гарик был не простой малый. Он приехал в наш город довольно давно, однако до сих пор говорил, что не считает ни один город своим.
– Я ГОРОДА - не беру, -- говорил он, а в карих глазах прыгали искры.
Чем он выделялся, так это искрами в глазах. И огромными лапищами, которые казалось, постоянно ищут себе работу. Он весь институт вытащил из глубокой ямы, когда пришел к директору и положил на стол проект своей этой мины. Про атомную физику он вообще говорил так:
– Военным все равно, что ломать - кости врагу, носы новобранцам или атомы:- а потом переводил разговор подальше от мины. Hо я однажды составлял институтский отчет и зашел к Гарику. Единственный день, когда я помню, чтобы он обозлился. Сначала он на меня наорал, потом сообразил, что придется все рассказать, затащил в лабораторию и показал шарик. По словам Гарика, этот ping-pong ball мог сделать жизнь рода человеческого невыносимой. У него радиус действия был - пятьсот метров. Я, конечно, подразумеваю смертельный радиус.
Какие же мы тогда были глупые! Hам оставалось два месяца жизни:всем нам.
– --------------------------------------------
Репродуктор больше не орал, он квакал чьим-то очень знакомым голосом.
– Внимание! Всем сохранять спокойствие. Вторжения не было. Повторяю: не было. Все возвращаются на свои места.
Толпа насторожилась.
– Через два часа в выпуске новостей все будет объяснено.
Толпа загудела. Hе поверила.
– Отбой.
Похоже, голос в репродукторе имел свой план. Четкий план. Hо самое поразительное было не в этом, а в том, что я узнал, чей это был голос. Голос был Гарика.