Мэйфейрские ведьмы
Шрифт:
– Все! Хватит! Я не желаю вас больше слушать!
– Почему? Ведь ты же сама требовала рассказать обо всем подробно. Так вот, когда она начинала стонать и метаться в постели, сгорая от греховного желания, я просила врачей применять электрошок…
– Прекратите!
– Иногда сеансы приходилось проводить дважды, а то и трижды в день. Меня не пугало, что она может не выдержать и умереть, – я просто не в состоянии была смотреть, как она стонет и извивается, и сознавать, что она всего лишь игрушка в его руках…
– Прекратите! Прекратите! Прекратите!!!
– Но почему?
– Прекратите! – Это было уже скорее яростное шипение, а не крик. Роуан вскинула и выставила вперед руки с растопыренными пальцами. – Прекратите! Я готова убить вас за те злодеяния, в которых вы только что признались. Да как вы смеете говорить о Боге и о жизни, вы, сотворившая подобное с девочкой, которая выросла в этом ужасном доме и превратилась в беспомощного инвалида! Боже праведный! И вы могли так поступить с несчастным больным существом! Да поможет вам Господь! Нет! Да обрушит он на вас свою кару!
Карлотта стояла потрясенная, с искаженным мучительной болью лицом. Но через несколько мгновений это выражение ушло – лицо сделалось непроницаемым, рот словно провалился, а круглые стекла очков, за которыми не видно было глаз, превратились в две матовые пуговицы.
Роуан со стоном вцепилась себе в волосы и крепко сомкнула губы, изо всех сил стараясь замолчать, сдержать выплескивающуюся из нее ярость, избавиться от раздирающей боли внутри, которая заставила ее согнуться едва ли не пополам.
– Будьте вы прокляты за свои деяния! – захлебываясь от гнева, выкрикнула она.
Карлотта нахмурилась и вдруг пошатнулась и выронила из рук палку. Она попыталась ухватиться за что-нибудь, сделала всего один неуверенный шаг вперед и, сумев-таки дотянуться до подлокотника кресла-качалки, медленно опустилась в него. Голова ее откинулась на спинку, рука соскользнула с подлокотника и бессильно повисла…
В тишине ночи слышны были лишь шорохи каких-то мелких существ в траве, шелест листьев и отдаленный гул мчавшихся по автостраде машин. Где-то простучал колесами поезд, и его свисток показался Роуан похожим на прощальный всхлип…
Безвольно уронив руки, Роуан застыла на месте, тупо наблюдая, как за ржавой сеткой покачиваются на фоне неба ветви деревьев. Доносившееся из сада кваканье лягушек стихло. По пустой улице проехала мимо ворот какая-то машина. Фары пронзили густую мокрую листву и на миг ярко осветили террасу.
Роуан видела, как лучи света скользнули по ее коже, потом выхватили из тьмы валявшуюся на полу палку и ногу Карлотты в ботинке с высокой шнуровкой, неловко подогнутую, словно вывихнутую или сломанную в лодыжке.
«Интересно, заметил ли кто-нибудь в этот миг мертвую женщину, сидящую в кресле, и высокую блондинку за его спинкой?» – отчего-то подумалось ей.
Роуан содрогнулась всем телом, потом наклонилась вперед, зажала в кулаке прядь волос и принялась дергать за нее изо всех сил, пока не почувствовала нестерпимую боль.
Ярость словно улетучилась, не оставив и следа, в душе не было даже малейшего намека на прежний
Тыльной стороной ладони она медленно провела по губам, не сводя взгляда с безвольно свесившейся старческой руки и стуча зубами от пронзительного холода, охватившего все ее тело с ног до головы и, казалось, проникшего в каждую его клеточку. Потом встала на колени, чуть приподняла руку Карлотты и пощупала пульс, заранее зная, что его нет и быть не может. Осторожно положив руку на колени покойницы, она подняла глаза и только тут обратила внимание на струйку крови, вытекавшую из уха и медленно сползавшую по шее за белый воротник блузки.
– Я не хотела… – едва слышно прошептала Роуан.
За ее спиной застыла в ожидании темная громада пустого дома, но она не осмеливалась повернуться и ступить внутрь. Донесшийся до слуха непонятный звук наполнил ее таким животным ужасом, какого ей не приходилось испытывать никогда и нигде. При одной только мысли о возвращении в погруженные во мрак комнаты Роуан бросало в дрожь. Затянутая сеткой терраса превратилась для нее в своего рода ловушку.
Медленно поднявшись на ноги, она стала всматриваться в черноту сада в надежде разглядеть хоть какие-то детали, но видела только густую траву, остроконечные листья вьющихся по решетке лиан и облака, плывущие по темному небу. Чуть позже Роуан услышала какой-то странный звук и не сразу поняла, что это стон, срывающийся с ее собственных губ, – страшный, мучительный стон отчаяния, раскаяния, горя…
– Я не хотела… – повторила она.
«Что толку теперь молиться? – печально думала она. – Что толку теперь молиться – да и кому? – чтобы все вернулось на свои места, чтобы я никогда сюда не возвращалась, чтобы не видела всего этого кошмара и не совершила то ужасное, чего теперь не исправишь?»
Перед ее глазами возникло лицо Элли на больничной койке: «Роуан, никогда не езди туда. Помни о том, что ты мне обещала…»
– Я не хотела… – Шепот Роуан звучал так тихо, что никто, кроме разве что Господа Бога, не смог бы его услышать. – Господи, я не хотела… Я не хотела делать это снова…
Где-то далеко существовал иной мир… Там остались люди: и Майкл, и тот англичанин, и Рита Мей Лониган, и многочисленные Мэйфейры, собравшиеся за столиками в ресторане, и даже Эухения, исчезнувшая в недрах особняка и сейчас, возможно, мирно спавшая в своей постели… И многие, многие другие…
А она, Роуан, стоит здесь одна. Она убила эту злую, отвратительную старуху. Убила с не меньшей жестокостью, чем та в свое время убивала сама. И пусть Бог сурово покарает старую ведьму за все, что она совершила, пусть Бог навсегда отправит ее в ад…