Мэйфейрские ведьмы
Шрифт:
Однако вскоре бедняга пришел в столь сильное возбуждение, что его буквально начало трясти. И тогда Шарлотта поспешно сменила тему и заговорила о приятном. На меня вновь посыпались вопросы о моем путешествии, о жизни в Амстердаме, о теперешнем состоянии дел в Европе, в частности о перспективах ввоза кофе и индиго. Мне, в свою очередь, начали рассказывать, что жизнь на плантации очень скучна, что никто здесь ничего не делает, только ест, пьет и развлекается… и так далее, и тому подобное, когда вдруг Шарлотта
– Он разговаривал со мной весь день, – тихо сообщила она присутствующим, скрыто торжествуя.
– Вот как? Да это просто чудо! – заявил пьяный Андре, который к этому времени уже ел как свинья, обходясь без ножа и вилки.
Старый доктор, прищурившись, посмотрел на Шарлотту, не обращая внимания на то, что его кружевное жабо все вымазано едой, а вино из дрожащего в нетвердой руке бокала проливается на стол. Казалось, еще секунда, и он уронит сам бокал. У стоящего за его спиной молодого раба вид был очень встревоженный.
– Что значит – разговаривал с вами весь день? – переспросил доктор. – Когда я последний раз его видел, он находился в полнейшем ступоре.
– Его состояние меняется ежечасно, – ответила одна из кузин.
– Он никогда не умрет! – прогремела старуха, вгрызаясь в очередной кусок.
В эту минуту в комнату вошел Реджинальд, поддерживая высокого, седовласого, очень истощенного, похожего на скелет мужчину. Закинув тонкую руку на плечи раба и склонив набок голову, старик поочередно обвел взглядом всю компанию – в его блестящих глазах светился острый ум.
Его усадили во главе стола, а поскольку он не в состоянии был сидеть прямо, привязали шелковыми шалями к спинке кресла. Реджинальд, видимо досконально знающий процедуру, приподнял подбородок старого хозяина, так как тот не мог самостоятельно держать голову.
Кузины тут же принялись трещать о том, как приятно видеть его в добром здравии и что они просто поражены столь заметным улучшением его самочувствия. Свое удивление выразил и доктор.
Когда же старик заговорил, пришла моя очередь удивиться.
Он дернул вялой рукой и, приподняв ее, со стуком опустил на стол. В ту же секунду уста его открылись и послышался глухой монотонный голос, хотя лицо не исказила ни одна морщинка – лишь нижняя челюсть чуть опустилась:
– Мне еще далеко до смерти, и я не желаю ничего о ней слышать!
Безвольная рука вновь судорожно дернулась над столом и с грохотом упала.
Шарлотта, прищурившись, следила за всем происходящим, глаза ее поблескивали. Я впервые видел ее такой собранной и сосредоточенной – все ее внимание было приковано к лицу старика и его безжизненно лежавшей руке.
– Бог мой, Антуан, – вскричал доктор, – не станете же вы винить нас за излишнее беспокойство!
– Мой
Стремясь повнимательнее всмотреться, я наклонился вперед, чтобы свечи не слепили глаза, и только тогда увидел, что глаза старика налиты кровью, а лицо словно замороженная маска – при малейшей смене его выражения казалось, будто ледяная поверхность покрывается трещинами.
– Я доверяю тебе, моя любимая невестка, – заявил он, и на этот раз полное отсутствие интонации с лихвой окупилось громогласностью.
– Да, топ рёге, – сладким голосом ответила Шарлотта, – я всегда буду заботиться о вас, не сомневайтесь.
И, придвинувшись к мужу, она пожала его безвольную руку.
– Отец, вы не страдаете от боли? – тихо спросил несчастный калека, и во взгляде его, обращенном на старика, промелькнул страх – кто знает, возможно, он видел перед собой собственное будущее.
– Нет, сын мой, я никогда не чувствую боли. – Ответ прозвучал успокаивающе.
Чем дольше я наблюдал за полуживым созданием, гораздо более похожим на деревянную куклу, чем на человека, тем тверже становилась моя уверенность, что беседу с нами ведет вовсе не оно, а нечто вселившееся внутрь его и завладевшее его душой. На меня как будто снизошло секундное озарение: я вдруг увидел подлинного Антуана Фонтене, загнанного в ловушку собственного тела, лишенного способности управлять даже своим голосом, – и этот Антуан Фонтене смотрел на меня глазами, полными ужаса.
Видение промелькнуло как молния, но было тем не менее удивительно отчетливым. Я резко повернулся к Шарлотте и встретил ее холодный, вызывающий взгляд, словно побуждающий меня произнести вслух пришедшую на ум догадку. Старик, в свою очередь, долго не сводил с меня пристального взгляда и внезапно оглушительно расхохотался, заставив вздрогнуть от неожиданности всех присутствующих.
– Ради всего святого, Антуан! – взмолилась симпатичная кузина.
– Отец, выпей вина, – предложил старший сын.
Черный слуга Реджинальд потянулся за бокалом, но старик вдруг сам поднял обе руки, уронил их на стол, а затем, зажав ими бокал, с горящим взором поднес его ко рту и выплеснул содержимое себе в лицо… Вино потекло по подбородку, однако несколько капель все же попали в рот.
Сидевшие за столом замерли в ужасе. Реджинальд оцепенел. И только Шарлотта, с едва заметной улыбкой наблюдавшая за проделкой старого джентльмена, суровым тоном произнесла, поднимаясь из-за стола:
– Ну хватит, отец, вам пора в постель.