Мейси Доббс. Одного поля ягоды
Шрифт:
Фрэнки провел пальцем по стеклу, обрисовывая лицо женщины. Нежно заговорил с изображением, словно женщина находилась в комнате, — он молился, чтобы сегодня ее дух был рядом с ним.
— Знаю, знаю… быть с ним тактичным. Хотел бы, дорогая, чтобы ты находилась сейчас здесь. Небольшая помощь пришлась бы кстати.
Фрэнки поставил фотографию на место и кинул последний взгляд в зеркало, дабы убедиться, что не подведет Мейси. Потом он вышел из коттеджа, чтобы поприветствовать человека, навстречу которому так радостно побежала его дочь.
Саймон и Мейси проговорили несколько
День был теплым, но Мейси все равно мерзла. Этот холод словно въелся в кости во Франции, и теперь, казалось, никогда не покинет ее. Саймон опустился на траву под деревом и жестом пригласил девушку сесть рядом. Когда Мейси села, он взял ее за руку, скривился, потом игриво развязал шнурки на одной ее туфле и пощупал ступню.
— Господи, женщина, как можно быть такой холодной и не мертвой?
Мейси засмеялась вместе с ним.
— Это все французская грязь — ее холод проникает в кости.
Смех прекратился, и несколько секунд оба молчали.
— Ты точно вернешься в Кембридж после войны?
— Да. А ты, Саймон?
— О, знаешь, меня привлекает спокойная жизнь сельского врача. Принимать роды, лечить корь, эпидемический паротит, последствия несчастных случаев на охоте, недомогания фермеров и все такое. Состарюсь одетым в вельвет и твид, буду курить трубку, шлепать внуков, когда они разбудят меня от послеобеденной дремоты.
Саймон подался вперед, сорвал лепесток травы и стал вертеть его между длинными пальцами.
— Мейси, а что после Кембриджа?
— Не знаю.
Разговор прекратился, молодые люди смотрели на море и старались представить себе будущее. Мейси глубоко вздохнула, Саймон прижал девушку к себе и, словно прочтя ее мысли, заговорил:
— Трудно думать о будущем, когда видела стольких, у кого нет даже завтра.
— Да.
Больше она не могла сказать ничего.
— Мейси, я знаю, это слишком поспешно, может быть, даже бесцеремонно, но когда кончится война, когда все это будет позади, когда мы вернемся в Англию… ты выйдешь за меня замуж?
Мейси резко вдохнула, по коже от беспокойства побежали мурашки. Почему она беспокоилась? Ей хотелось ответить «да», но что-то останавливало.
— Знаю, знаю, не нужно ничего говорить. Это мысль о вельветовых брюках и твиде, да?
— Нет, Саймон. Это просто неожиданность.
— Мейси, я люблю тебя.
Он взял ее за руку и пристально заглянул в глаза.
— Да. И я люблю тебя, Саймон. Я тоже люблю тебя.
Саймон привез Мейси обратно в Челстон и, остановившись в начале подъездной аллеи, взял ее за руку.
— Ты мне так и не ответила.
— Знаю. Дело во мне. И в том, что мы должны делать. Во Франции. Я хочу подождать, пока война не окончится. Пока не будет больше… больше… смертей. Я не могу ответить «да» на что-то очень значительное, пока мы не будем снова дома. Пока не будем в безопасности.
Саймон кивнул, сочувствие к ней боролось в его душе с недовольством.
— Но я люблю тебя. Очень.
Саймон промолчал, но,
— Господи, как мне хочется конца войны! — Саймон утер глаза тыльной стороной ладони, потом снова взглянул на девушку. — Я люблю тебя, Мейси, и хочу, чтобы ты стала моей женой. Обещаю, что, как только война кончится, пройду несколько миль по траншеям, найду тебя и буду стоять в грязной форме, пока ты не скажешь «да!».
Они снова поцеловались. Потом, взяв свою сумку, Мейси попросила Саймона не провожать ее до дома. Ей не хотелось тяжелого прощания на глазах у отца и тех, кто может находиться в саду. Саймон возражал, говорил, что никакой джентльмен не допустит, чтобы леди шла домой без сопровождения, но Мейси осталась непреклонна, заявив, что уже много раз ходила по этой аллее, причем зачастую с тяжелой корзиной.
Саймон не стал спорить. Они молча обнялись и поцеловались. Мейси быстро вылезла из машины и пошла по аллее, потом издали услышала, как Саймон завел мотор и уехал.
Мейси решила, что поедет обратно в Фолкстон одна. Фрэнки, видя, что в дочери появились зрелость и независимость, согласился позволить новому шоферу леди Роуэн, негодному к военной службе старику, отвезти ее на станцию. Мейси простилась с отцом дома. Прощаний на платформе она больше не могла выносить.
По дороге во Францию Мейси вспоминала события проведенных в отпуске дней. Вспоминала, как легко сошелся Саймон с ее отцом, как улыбнулся, когда она представляла их друг другу, как сразу же начал расспрашивать о лошадях и позволил увести себя в конюшню, чтобы Фрэнки Доббс мог расслабиться в своих владениях.
Мейси снова и снова вспоминала предложение Саймона, и хотя твердо знала, что скоро получит от него письмо, размышляла, как ей удалось не взять на себя обязательства. Она прекрасно понимала источник такой сдержанности.
Когда поезд шел по Кенту в весенней утренней дымке, Мейси глубоко дышала, словно стараясь запомнить этот аромат свободы. Хотя в этой большой войне, начавшейся почти три года назад, еще не обозначился победитель, Морис писал ей, что все они, на той и другой стороне, утратили свободу. Свободу с надеждой думать о будущем.
Позднее, гораздо позднее, больше чем через десять лет после войны, Мейси вспоминала каждую мысль, приходившую ей в голову на пути к госпиталю.
Вспоминала, как молилась о том, чтобы увидеть Саймона хотя бы еще раз.
ЛЕТО 1929 ГОДА
Глава двадцать первая
Мейси доехала на метро от станции «Уоррен-стрит» до «Чаринг-Кросс», там пересела на Районную линию до станции «Виктория». Когда поезд закачался из стороны в сторону, Мейси задумалась о том, что может открыть ей вечерний разговор с леди Роуэн. Она подозревала, что ферма, где собирается жить Джеймс, та самая, о которой говорила за чаем Селия.