Мэйзер

Моему другу М.З.

«Человек подобен дуновению;

дни его – как уклоняющаяся тень.»

(Пс. 143:4)

Перелистывая страницы своего отрочества, я иногда пытаюсь провести параллели с литературными героями – например, с Джимом

Мальчишка тоже был энергичным.

Но он жил в пуританской Англии восемнадцатого века, когда подростков привлекали химеры: морские бандиты, черные метки и несуществующие острова с сундуками золота.

Я вырос в безнравственной России начала третьего тысячелетия.

Мои внутренние устремления были куда более реальны.

Однако некоторые эпизоды жизни тоже могут оказаться в чем-то поучительными.

– Это вам не какая-нибудь «Гранта-Сранта», – сказал узкоглазый, как китаец, Артем. – И эмблема – не ёбаная лохань под парусом, а трезубец!

– Трезубец у тебя в жопе, – возразил Дима, имеющий непечатное прозвище. – А там – корона.

– А вообще, чуваки… – мечтательно протянул кривоногий Леша. – Имей я такой «мэйзер» – все девчонки были бы мои. Встали бы в очередь на раздачу.

– Видел, сколько у него глушителей? – добавил нервный Боря, про которого говорили, что он спит в коридоре.

– А сколько кнопок на руле? – подхватил придурок Валера.

– Какого черта болтать, – поморщился интеллигентный Илья. – Вы у этого «мэйзера» даже до короны дотронуться не решитесь.

– А если дотронетесь, – вставил Глеб, носящий лаконичную кличку «Глебало». – Вас самих пересчитают так, что останетесь без пипирок.

Он должен был учиться в десятом, но – тупой, как каблук – просидел год в классе выравнивания.

– Точно, – согласился золотушный Андрей. – Мужики, давайте о бабах!

– Гет гётовы е! – воскликнул азербайджанец Зейнур, самый красивый парень школы. – Настоящий мужчина не пьиздит о женщинах, а…

– Да ну тебя, – перебил Валера. – Кому как, а нам и попиздеть в радость.

От большой перемены оставалось еще достаточно.

Пол подрагивал: внизу бесновалась малышня. Там радовались, что закончились зимние каникулы и можно снова безобразничать всем вместе.

Мы, девятиклассники, набились в туалет, заговорили сначала о машинах, потом соскользнули на любимую

Мы не были больными или озабоченными – как раз наоборот, в нас кипело здоровье.

И потому в приоритетах стояло главное из жизненных удовольствий – тем более острое, что запретное.

А всяческие пираты и космонавты нас не интересовали.

И, уж точно, мы не играли в тимуровцев.

– Ну так вот, – заговорил Леша. – Лучше нету, чем…

– Самый кайф, – перебил плюгавый Игорь. – Это когда ты только начинаешь. А потом…

Он высунул руку в окно и обтряс столбик пепла с сигареты.

Я молчал, не вступая в разговор.

– Ерунда, – Валера махнул рукой. – За люляки взять потуже – и нажаривай.

– Нет, мужики, скажу я вам, – вступил тощий Коля. – Самый класс – это анал.

– Какой по «Кристаллу»? – спросил Дима.

– Не канал, а анал.

– Фигня, – сказал хитроватый Антон. – Главное – возбудить клитор. И вот когда…

– Антоша-гондоша, не пизди, пока не лопнул, – наконец заговорил Макс, мой лучший друг и сосед по парте. – «Клитор»… ЧМО безъяйное. И вообще все вы …

Он обвел компанию рукой.

–…Уёбные пидарасы, которые понятия не имеете о настоящей пизде!

Лексикон у нас девятиклассников был таким, что от стыда за «будущее России» розовели потолки.

Впрочем, я учился в отстойной школе.

В нашем микрорайоне она была единственной, а ездить в какую-нибудь приличную у меня не имелось возможности.

– Но я… – проблеял Андрей.

– Фонарик от буя… «За люляки взял». За свои себя возьми.

– Но… – ввязался Илья.

– Крюгер идет! – гаркнул Макс, выглянув в окно. – Счас вас всех отхуесосит.

Служитель, выполнявший функции вахтера, ночного сторожа и вышибалы с дискотек, жестко пресекал курение в туалетах.

Кисть его правой руки имела мясной цвет – то ли после какой-то войны, то ли от ожога, оттуда и возникла кличка.

На нас упало молчание.

Вонючая тишина нарушалась звуками группы «Mad Pricks», несущимися из наушников iPoda.

Отец подарил мне девайс на минувший день рождения.

Он был куплен в крутом магазине и стоил, как комплект новой летней резины для десятой модели «жигулей». Мне завидовали.

– Я пошутил, – усмехнулся Макс после паузы. – Крюгер свалил за пивом.

– Так ты…

– Заткнитесь, дегроды!

На нас смотрели наскальные рисунки, один другого выразительней.

Лаконизм был убог: груди имели форму кругов с точками-сосками, а наиболее интересные места представлялись заштрихованными треугольниками – но бил в глаз.