Меж двух мгновений Вечности (часть первая и вторая)
Шрифт:
– Не надо!
– Летчица, а летать боишься.
– Я сегодня уже налеталась. Хватит!
Он усадил её на колени, обнял, прошептал на ухо:
– Ты ещё придешь на скамеечку почитать?
– Ты хочешь?
– А чего бы я спрашивал?
– Ну, если ты снова меня умыкнешь... Не раньше. Всё, мне пора. Я в душ первая.
И она попыталась выскользнуть из его объятий, но он не пустил.
– Чего это ты первая? Пошли вместе.
Она крутнула головой, разбросав волосы:
– А пошли! Только чур, там не приставать! Я не хочу мочить волосы!
Через полчаса они чинно, как из библиотеки, вышли во двор
– Куда тебя?
– спросил Крот, поднимая машину.
– Где взял, туда и положи, - ответила она, смеясь.
Глава десятая
Утром следующего дня состоялся строевой смотр. На общее построение вышло всё его воинство. И он удивился тому, как много людей у него в подчинении. В строй встали все, кто носил погоны, за исключением дежурного наряда. Даже престарелый майор Кондрат Алексеевич выполз из своего секретного закутка на свет. Стоял он в строю вместе со штабистами. И, кстати, выглядел очень даже по-военному, чего нельзя было сказать о финансистах и прочих счетно-снабженческих работниках, среди которых только Седых и смотрелся орлом. На левом фланге неровным забором встал взвод обеспечения - тридцать солдатиков срочной службы. Их командир - низкорослый, чернявый лейтенант, как ни пытался, так и не смог выровнять шеренги. Спецназ вышел на плац в полевой форме. Крот не возражал - некогда им было сейчас заниматься подгонкой обмундирования. Да и была ли у них повседневная форма? С этим тоже надо разбираться. Летчицы не пришли. Они смотрелись у себя в расположении. Стрижич категорически отклонила острожное предложение провести общий строевой смотр. Её право. Хотя понять причин почти маниакального упорства, с которым она держалась за свой особый статус, Крот не мог. Закончился смотр, как водится, торжественным прохождением. Прошли неплохо. Офицеры в училищах получили строевую закалку на всю жизнь, и даже тех, кто приобрел за годы сидячей службы солидность в области талии, ноги не подвели. А "обуза" старалась, как могла, чтобы понравиться героическому начальнику. Но погонять их в оставшиеся дни следует, чтобы не ударить в грязь перед иностранными представителями.
Вечером Крот снова приземлился неподалеку от клубной скамеечки, хотя о свидании они не договаривались. А что договариваться? Он постоянно на крыльях, и - "мне сверху видно всё". Марина была в ярком летнем платье, возле ее ног стояла небольшая спортивная сумка. Наличие багажа поначалу несколько смутило Крота, но по размерам сумки он понял, что крупных изменений в его личной жизни не ожидается - маловата она была для операции "переезд с вещами". Марина захлопнула книжку, сунула ее в боковой карман сумки, вскочила и пошла ему навстречу. Ненадолго прижалась, чмокнула в щеку и со словами:
– Сегодня я тебя покатаю, - вскочила в кабину и заняла водительское кресло. Усаживаясь, высоко вскинула юбчонку, чтобы не примять подол.
Крот только головой крутнул: без предрассудков девчонка. Забрал оставленную ему сумку, подумал о том, что быстро она с ним освоилась. С одной стороны, его это увлекало и будоражило, но с другой... Долго ли удастся ладить? В одну телегу впрячь не можно...
– Пристегивайся, - велела она серьезно.
Летала она лихо, смело, рискованно.
– Послушай, - сказал он ей наконец, - ты ведь
– Какая разница? А полетели за купол? На простор!
– Она повернула к нему сияющее лицо.
– Прикажи Ирке открыть нам форточку. Нет, ты правильный, ты не прикажешь. Слушай, а ведь и правда - силовое поле для нас, как стекло для мотылька. Не видно, а не вырвешься. Ну что ты улыбаешься?!
Он не стал объяснять причины улыбки. Сказал, как можно мягче:
– Марина, не балуйся. Летим-ка чай пить.
– Ой, знаю я твой чай!
– Наморщила она лоб.
– Не хочу ничего! Летать хочу. Крот, научи меня пользоваться антигравом! Мне это мешает!
– Она шлепнула ладонями по смотровому стеклу.
– Не знаю, - он помедлил, и продолжил, - антиграв - вещь строгая. Он требует серьезного к себе отношения, а ты, стрекоза.
– А ты крот! Правильно тебя назвали!
– Правильно, - согласился он.
– Ладно, уговорил... А ты стихи мои будешь слушать?
– Буду, - сказал он обречённо.
– Ага, сейчас ты все обещаешь, лишь бы заманить Дюймовочку в своё подземелье.
– Ничего себе Дюймовочка под два метра.
– Не наговаривай, - воскликнула она возмущенно, - всего метр семьдесят пять!
Она резко пробежала пальцами по клавиатуре, потянула на себя штурвальчик, и авик, описав немыслимую дугу, ушел вверх, но когда отчаянно завизжала сигнализация, предупреждая об опасной близости купола, скользнул по наклонной вниз, стремительно наращивая скорость, а потом плавно пошел вверх, забирая влево.
Замигал индикатор вызова. Маринка сбросила рычажок и кивнула Кроту, мол, отвечай. Но он не успел сказать и слова, как в динамике раздался встревоженный девический голос:
– Маринка, с ума сошла? Разобьешь командира! Что ты там вытворяешь?
– Катюша, не мешай полету души!
– Товарищ подполковник, это дежурный диспетчер полетов лейтенант Пулеева, оттреплите её за уши! А вам замечание за то, что передаете управление посторонним лицам!
– Курочкина, следи за небом вне купола, - крикнула весело Марина.
– Оттреплю, - пообещал Крот сдавленным голосом и отключил связь. Так, в гарнизоне уже всё о них известно. Впрочем, чему удивляться? Его приземление возле скамеечки фиксировалось вчера техническими средствами наблюдения. Наверное, любовались всей сменой.
Марина после перебранки с Катей притихла. Мастерски посадила авик, виртуозно обогнув верхушку дерева, упирающегося в забор. Посмотрела виновато, движением школьницы поправила сбившуюся юбку и вздохнула.
– Извини, сорвалась. Знаешь, как всё это давит? Дежурства, форма, статус. Этого нельзя, это не достойно офицера, это не по уставу.
– Не знаю, - ответил Крот.
– Меня это не давит, - и вдруг сознался, - я бы без всего этого не смог. Зачем мне безграничная свобода? Только знаешь, Марина...
– Знаю. Прости. Ну, ведь все равно разговоры пошли, ещё когда у нас ничего не было.
– А было такое время?
– Только не говори мне про любовь с первого взгляда. Зачем теперь? Ты ведь уже всё получил. А за то, что я плохо себя вела, согласна понести наказание. Я не буду читать тебе стихи.
– Вот и зря. Я с удовольствием послушаю. Я люблю стихи.
– Ой ли... Ты не можешь любить стихи по определению.
– По твоему определению, что ли?
– Скажем так, ты не можешь любить мои стихи.