Меж двух миров

Лаудэн Дороти

Тут Кэтрин расстегнула две верхние пуговицы своей одежды и достала ожерелье, висевшее у нее на шее. Как только Микаэла увидела это ожерелье, сердце у нее заныло.

— Мне подарил его Салли. Он сказал, что мы с ним одинаковые. У нас белая кожа, но мы ощущаем себя индейцами. — Кэтрин посмотрела на доктора своими большими голубыми глазами. — Я останусь с ним, — заключила она.

Уже несколько часов Микаэла сидела у себя в больнице, не в силах привести свои мысли в порядок. Решение Кэтрин остаться в Колорадо-Спрингс не на шутку встревожило ее, ведь она слишком хорошо знала,

чем это грозит ее отношениям с Салли. Ей приходилось опасаться, что Салли найдет в этой молодой женщине все то, чего ему так недостает в Микаэле. Разумеется, у Кэтрин всегда есть для него время — ведь она не обременена ни семейными, ни профессиональными обязанностями. Кроме того, их с Салли объединяет общий опыт жизни у индейцев, что и обусловило то обстоятельство, что оба они стояли в стороне от общины жителей маленького города. И наконец, Микаэла должна была признать, что от Кэтрин Салли получит то, чего Микаэла не могла дать ему в открытую: нежность.

Этой информации понадобилась от Брайена, который в конце концов признался ей в том, что его угнетало. И то, что он носил в своем сердце с тягостью, оказалось для Микаэлы не только важным сведением, но и болезненным ударом: Брайен нечаянно увидел, как Салли и Кэтрин целовались. Этим и объяснялась внезапно возникшая неприязнь мальчика к обоим.

В дверь постучали, и в приемную вошел Салли.

Микаэла сверкнула на него взглядом, полным ярости.

— Кэтрин здесь нет, — ненавидяще процедила она сквозь зубы.

— Что, я не понял?

И тут Микаэлу словно прорвало.

— Я все знаю! Брайен видел, как вы целовались. И Кэтрин сама показывала мне ожерелье, которое ты ей подарил.

— Но она подарила мне свое, а у индейцев принято отвечать на подарок подарком, — объяснил Салли.

— О, это, конечно, существенно меняет дело! — Язвительная ирония в голосе Микаэлы звучала убийственно.

— Микаэла, она ничего не знает про нас с тобой. — Салли пытался добиться ее понимания.

— Ах вот как! Но ты-то, я надеюсь, знаешь про нас с тобой? Или ты на время забываешь о моем существовании, когда целуешься с ней? Не говоря уже о том, что рассказать ей о нас с тобой обязан был ты, а не я. — Микаэла швыряла ему в лицо эти резкие и справедливые обвинения. — Эта женщина влюблена в тебя. И если бы у тебя была хоть капля ответственности… А, да что там! Она просто тебе нравится, признайся! Салли молчал.

— Ну же?

— Да, — сказал он с расстановкой. — Она мне нравится. И знаешь почему? Потому что у нее есть для меня время. Потому что она не бежит от меня. И потому что она умеет показать свои чувства.

— Итак, ты ее любишь?

Он отрицательно покачал головой.

— Пока что нет.

— Ты целуешь женщину, хотя не любишь ее? — недоумевала Микаэла. — Тогда скажи мне, сколько женщин у тебя было с тех пор, как умерла Абигейл? Я хочу знать правду.

Салли хотел возразить ей что-то, но сдержался.

— А вот этому я не верю. Не думаю, что ты действительно хочешь знать правду. До свидания, Микаэла.

С этими словами он повернулся и вышел.

Весь следующий день Микаэла провела словно в оцепенении. Салли

не показывался ни в больнице, ни в городе. Кэтрин тоже куда-то исчезла, и у Микаэлы были все основания предполагать, что они вместе слоняются где-то по лесу. Если только по лесу!

Несмотря на ярость, охватившую Микаэлу поначалу, к ней постепенно начали приходить сомнения. Разве не соответствовало все происходящее высшему порядку вещей, согласно которому два человека, имеющие так много общего, предназначены друг для друга? И разве Микаэла и Салли не ссорились то и дело вследствие различия их характеров?

И как чувствовала себя Кэтрин, которая по понятным причинам испытывала страх перед новой переменой жизни и новым столкновением с незнакомым миром?

Кэтрин появилась дома лишь к вечеру. Она посмотрела на Микаэлу долгим взглядом, но, кажется, не могла выразить всего, что было у нее на сердце.

— Я… — начала она наконец. — Я уезжаю. В Балтимор.

Микаэла вскинула на молодую женщину удивленный взгляд.

— А вы уверены, что действительно этого хотите? — спросила она наконец.

Кэтрин молча кивнула. Но в глазах ее стоял страх перед чужим и неведомым, с чем ей вновь предстояло столкнуться, и этот страх опять подтверждал то имя, которое дали ей индейцы.

Наступил день отъезда Кэтрин. Как всегда, на площади перед лавкой Лорена Брея, откуда отправлялась почтовая карета, собралась половина жителей Колорадо-Спрингс. Люди с явным облегчением поглядывали на молодую женщину, одетую в плащ Микаэлы.

Наконец погрузили и закрепили на крыше кареты весь дорожный багаж. Первые пассажиры уже сели на свои места.

Кэтрин повернулась к Микаэле.

Доктор Майк протянула ей конверт.

— Здесь мое медицинское заключение, — объяснила она. — В Балтиморе есть хорошие врачи. Я уверена, что они смогут вам помочь.

— Спасибо. — Кэтрин взяла конверт. И затем неожиданно обняла и прижала к себе Микаэлу. — Спасибо, доктор Майк. Вы очень хороший врач. И хорошая подруга.

Щеки Микаэлы вдруг начали пунцоветь.

— Боюсь, что не всегда, — ответила она.

Внезапно у почтовой кареты появился Салли.

— До свидания, Кэтрин, — сказал он, и в глазах его Микаэла заметила мерцание, какого никогда прежде не видела.

Кэтрин взялась за ожерелье, чтобы снять его с шеи и вернуть Салли.

Но Салли удержал ее:

— Нет, оставь это себе и вспоминай меня. Я тоже буду о тебе помнить.

И он помог Кэтрин подняться в карету.

Она села у окна и опустила его. Слезы стекали по ее щекам, и она стирала их ладонями.

Салли смотрел на нее, не сводя глаз. Затем взял ее мокрую от слез руку и молча держал в своей, пока карета не тронулась.

Микаэла безуспешно пыталась овладеть собой и справиться со своей болью.

— Колин, — сказала она наконец полузадушенным голосом. — Я вернусь домой позже. У меня еще несколько вызовов к больным.

И она повернулась и пошла прочь. Но путь ее лежал не в город, а из города; он вел ее в уединение гор и леса, куда-нибудь туда, где Микаэла смогла бы наконец побыть одна, дав волю своим чувствам и слезам.