Меж двух миров
Шрифт:
Судя по звукам, к нашему дому приближалась лодка. Больше всего на свете желая заснуть, я старался отмахнуться от любой помехи. Наконец раздражение вынудило мой мозг встрепенуться. Впервые до меня дошло, что первые минуты после окончания грозы и настоящего водопада (несомненно до краёв наполнившего все лодки, стоявшие у причала) — не самое лучшее время для лодочной прогулки. Кто же осмелился выйти в столь опасное ночное плавание?
Некоторое время я переваривал эту информацию. Затем, обескураженный нереальностью происходящего, вскочил с кровати. Окна нашей спальни выходили на застеклённую веранду. Дверь в комнату и окна были открыты. С кровати река оставалась невидимой.
Небо было затянуто тёмными облаками. Но и без луны рассеянный свет, отражавшийся от водной глади, позволял отчётливо различать все детали. Ни вблизи, ни вдалеке никакой лодки не было и в помине. Некоторое время я стоял и прислушивался. Ни звука!.. Может быть, таинственные гребцы уже вышли на берег? Но тогда раздались бы шаги… Лодка и гребцы исчезли как сон. Но я точно знал, что это не сон и не галлюцинация. Может быть, лодка-призрак? Но волосы мои не поднялись дыбом. Могильный холод не пробрал меня до мозга костей. Воздух не наполнился жутким ощущением близости потустороннего мира. Я вообще не чувствовал в ту минуту ничего, кроме изумления: лодка, которая судя по звуку, должна была находиться совсем рядом… исчезла вместе с гребцами, не оставив после себя и следа! Думая, что жена с ребёнком спят, я тихо пробрался в постель, стараясь никого не разбудить.
— Что это было? — через пару минут шепнула жена.
— Мне показалось, что я услышал звук подплывающей лодки.
— Я видела две лодки: в одной из них сидели парами человек восемь. На голове у одного из них был повязан платок. В другой лодке находился только один пассажир, и голова его как-то странно свисала вниз. Утром расскажу обо всём подробнее.
Напрашивался естественный вывод: жена, как и я, услышала всплески от ударов вёсел приближающейся лодки и бессознательно вплела в сон соответствующую часть сюжета. Это подтверждало объективность моих впечатлений: впрочем, в ней-то я ни на секунду не сомневался.
Утром выяснилось, что дочь тоже видела во сне лодку. Я попросил жену подробнее описать впечатления. Она слово в слово повторила сказанное, добавив поразительную деталь. Первая лодка с раненым человеком на борту «почти наполовину исчезла» за стеной комнаты.
Как я уже говорил, из окон нашей спальни поверхность Темзы не просматривалась. Чтобы увидеть участок реки, необходимо было подняться и сделать один или два шага вперёд. Если бы лодка действительно проплывала мимо, наблюдателю из комнаты была бы видна лишь её часть. Как объяснить эту пространственную загадку?
Похоже, во сне жена оказалась в определённой точке комнаты: увиденное точно ограничивалось рамками её физического поля зрения. Сон, столь точно вписывающийся в габариты реальности, — явление само по себе странное. Тайна призрачных гребцов из Мэйденхэда так и осталась для меня нераскрытой.
В погоне за «столовыми» призраками
Столоверчение как «гостиное поветрие» оказалось занесено к нам из Америки первой волной спиритизма. Под лёгкими прикосновениями ладоней стол во время сеанса начинал вибрировать, стучать ножками, отвечая таким образом на вопросы, и даже самопроизвольно передвигаться по комнате так, словно в него вселилось живое существо.
Знаменитый физик Фарадей попытался объяснить происходящее теорией бессознательного мышечного сокращения. Другой хорошо известный учёный, доктор Карпентер, выдвинул гипотезу «бессознательных церебральных процессов», предположив,
Бдительное духовенство в очередной раз убедительно разоблачило коварного Дьявола. Лондон наводнился листовками, предупреждавшими легковерного обывателя об опасностях общения с миром духов и… эта рекламная компания дала свои плоды: интерес к спиритизму перерос все границы разумного.
Разумеется, и Фарадей, и Карпентер были в своих рассуждениях излишне догматичны: ни мышечные сокращения, ни бессознательная умственная деятельность сами по себе вызвать «столоверчение» неспособны. Во всяком случае, тот факт, что столы способны двигаться, даже когда к ним никто не прикасался руками, доказывался неоднократно.
В свою очередь, спириты поспешили объявить столоверчение реальным методом общения с миром мёртвых. Но и с ними я не поспешу согласиться.
Более всего близки мне взгляды Фредерика Мейерса. «Если столы способны двигаться, даже когда никто к ним не прикасается, — писал учёный из Кембриджа, один из пионеров «психической науки», — то объяснить это действиями духа умершего ничуть не лучше, чем заподозрить в том меня самого. Да, мы не в силах объяснить, как удалось мне передвинуть стол, не прикоснувшись к нему. Но разве кто-нибудь объяснил, каким образом это удаётся духу покойного?»
Но — обо всём по порядку. Для начала зададимся вопросом: действительно ли столы способны приходить в движение, даже когда их никто не касается?
Впервые я сам стал свидетелем этого явления в маленькой валлийской деревушке. На сеансе присутствовали люди в высшей степени набожные, так что вероятность того, что мы стали жертвами розыгрыша, для меня полностью исключена.
На наших глазах огромный тяжёлый обеденный стол одним боком поднялся в воздух и подобно аисту встал на одной ножке. Даже совместными усилиями присутствующие, наверное, не смогли бы удержать его в столь противоестественном положении. На меня это произвело сильное впечатление, но… Факт подъёма стола в воздух может считаться научно доказанным лишь в том случае, если присутствующие удалены от него на значительное расстояние и в комнате при этом достаточно светло.
В другом случае с моим участием, когда огромный дубовый стол самопроизвольно двинулся по полу, устланному ковром, оба эти условия были соблюдены. Произошло это в лондонском доме композитора Клайва Ричардсона в апреле 1938 года. Нас в комнате было трое, а стол, вокруг которого мы, взявшись за руки, расселись, весил не менее 80 фунтов. Находясь на значительном расстоянии от стола, я хорошо видел его нижние перекладины и ноги хозяев. Миссис и мистер Ричардсоны определённо к нему не прикасались.
Хозяйка вызвала своего духа «Дугласа» и попросила его сделать то, «что он делает обычно». Дугласом звали её первого жениха, который тридцатилетним погиб в катастрофе. Они страстно любили друг друга, и теперь «Дуглас», как мне объяснили, демонстрировал свою привязанность невесте, передвигая дубовый стол.
Стол заскрипел, заныл, а потом рывками заёрзал по ковру. Я спросил «Дугласа», нельзя ли наоборот попридержать стол так, чтобы я не смог его сдвинуть с места. Он пообещал попробовать. Лишь огромным усилием мне удалось оторвать стол от пола. Затем, следуя моему указанию, «Дуглас» отпустил стол, и я приподнял его без труда. Затем я лёг всем телом на поверхность, упёршись ногами в нижние перекладины: с заметным напряжением он понёс груз в 170 фунтов по ковру. В эти минуты никто больше к столу не прикасался. Комната была затемнена, но любое движение хозяев не могло бы укрыться от моего внимания.