Меж двух океанов
Шрифт:
Насколько выгодна эта монополия на несколько десятков километров рельсов, мы испытали на собственной шкуре.
В Давиде мы в конце концов перестали удивляться редкому единодушию панамских жителей в оценке положения и влияния Соединенных Штатов Америки на эту маленькую страну, лежащую между континентами. В самом деле, тут никому, буквально никому не приходит в голову серьезно отрицать тот факт, что Панамой правят американцы. Правят открыто и бесцеремонно. Но как они это делают?
Нам пришло на ум сравнить их со сторожем на
Правила игры тут совсем не сложные. Да и зачем им быть сложными в стране, где на территории в половину Чехословакии живет немногим больше восьмисот тысяч жителей? Большинство из них политикой не занимается уже потому, что просто не знает, что такое политика. Грамотное меньшинство населения также не заинтересовано принимать в игру остальных. Это те взрослые дети, которым хочется играть в игру по-своему. А к малышам они относятся лишь как к поклонникам и пешкам.
Но и грамотное меньшинство панамских граждан не особо лезет в политическую жизнь, так как у него и без того хватает дел, чтобы удержать душу в теле. Они еще не сознают, что повседневную жизнь нельзя отделить от политического строя государства, С их точки зрения, политика — это дело богатых, которым не сидится на месте. Мелкий землевладелец, ремесленник или рыбак, по существу, боится и бывает рад, когда заплатит налог и остается в покое.
Поэтому вся политическая жизнь Панамы вращается вокруг нескольких самых богатых семейств. Для них политика— крупный бизнес, ибо она приносит деньги и власть. Первое всегда, второе — время от времени.
Представители этих семейств ничем не рискуют, не ораторствуют, не пишут прокламации, не выдвигают кандидатур. Они лишь расставляют семейных часовых во все политические группировки.
Совершенно иначе обстоит дело с теми, кто хотя и не систематически, но зато часто сменяется в политическом созвездии Панамы, с теми, кто не желает оставаться в тени. Это не только президенты, бургомистры, префекты и судьи, но и целые группы людей, которые кормятся тем, что аплодируют своим светилам и надеждам. Когда в Панаме успешно совершается дворцовый переворот, начинаются должностные перемещения во всех учреждениях — от президентского дворца до почты, от директора до швейцара.
В соответствии с этим, разумеется, выглядит и их деятельность. Каждый, кто вместе со своим фаворитом занимает новый пост, знает, что на этом месте он продержится, может, два дня, а может, два года, но вряд ли дольше. Он знает, что размер его жалованья вообще не связан lb деятельностью. Место и должность — это вознаграждение за голос. Вы скажете, что здесь торгуют совестью? Что это неприкрытая коррупция? Зачем такие громкие слова? Ведь это же в Панаме!
Она молода и прелестна.
Она — секретарь директора страхового общества.
Она на редкость откровенна.
В Панаме она выглядит белой
— Неполных два года. С того времени, как на пост опять вступил президент Ариас.
— А много служащих сменилось тогда?
— Почти все. Из мужчин остались лишь приверженцы Ариаса, пережившие его предыдущее падение. Вновь нанятые все являются его сторонниками.
— А женщины?
Сеньора Перес с явным смущением подбирает слова ответа.
— Как бы вам сказать… избирательное право у нас имеют только мужчины, женщинам при помощи политики в учреждение не попасть. А новые шефы ищут секретарш, готовых к определенным… скажем, уступкам. У меня было преимущество в том, что это место мне устроил влиятельный шурин, — поспешно прибавляет она с прямотой, исключающей какие бы то ни было подозрения.
— А в чем, простите за любопытство, заключается ваша работа?
— Собственно говоря, ни в чем. Я секретарь директора. Раньше я и не предполагала, как мало для этого нужно. Стенографии я не знаю, начала было учиться печатать на машинке, но бросила. Впрочем, никогда до этого я в канцелярии не работала, и место у меня не потому, что я в нем остро нуждалась. Работать ради заработка — это меня бы дискредитировало в глазах общества.
— Так зачем же вы ходите на службу?
— Там чудесный охлажденный воздух. В контору я прихожу к девяти, а в три уже дома. Как раз после самой сильной жары. За несколько этих часов я отвечу на телефонные звонки, запишу двадцать визитов, вскрою поступившую корреспонденцию, отдам на подпись оформленные письма и… вот и все.
Итак, труд ради заработка дискредитирует панамскую женщину. Но почему? Отчего на работу здесь смотрят свысока?
— Не все. Только белые женщины из высших общественных кругов, а их не так уж много. Поймите, каждая хочет выйти замуж. За бедняка она не пойдет, а богатый стыдится за женщину, которая работает. Слишком умную он не возьмет— боится за свой авторитет. И поэтому женщина этой категории старается одеваться лучше других, получить аттестат за среднюю школу и не очень обременять себя культурой. После замужества она оставляет домашнее хозяйство, доверив его индианке или метиске, о детях заботится няня, круг интересов со свадьбой не изменяется. Женщина продолжает интересоваться платьями и тем, что происходит в свете, а главное — завидует красоте и нарядам других…
Столь же трагикомичны судьбы политических личностей. Только один президент позволил себе здесь выпустить панамские денежные знаки с собственным портретом. Это был его последний президентский акт. Сторож на панамской детской площадке схватил палку, ибо эта игра уже запахла независимостью. Панамцы имеют право выпускать мелкие монеты даже с портретом конкистадора Бальбоа, казненного более четырех столетии назад, но в своей республике они могут расплачиваться лишь единственными деньгами: американскими долларами. Это основное правило игры. Пока оно выполняется, с президентского кресла падают, не расшибая себе лба.