Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы
Шрифт:

При Петре I деспотизм самодержавия достиг уровня эпохи Грозного. Разумеется, Петр не был маньяком-убийцей и без политической нужды не пытал и не убивал (за исключением разве что страшной истории Монса), однако его власть над жизнью, смертью и достоинством подданных была абсолютна. Но в январе 1730 года, в отличие от 1606 года, для князя Дмитрия Михайловича и его союзников речь шла не просто "об ограждении прав лица от властного произвола", но именно о перестройке государственного порядка. Ибо теперь, после Петра, было ясно: только принципиальные изменения системы гарантируют и "ограждение лица", и процветание страны.

Изменения эти связаны были с представительной традицией, откорректированной европейским опытом. Вместе с тем и память о Земских

соборах, о воле "всей земли" жила вплоть до выборов в Учредительное собрание в 1917 году. Но как Петру не нужны были Земские соборы, так Ленину не нужно было Учредительное собрание, ибо волю "общенародия" они сознательно и целеустремленно подменяли собственной волей.

Показательно, что в наброске русской истории Михаил Александрович Фонвизин крупным пунктиром выделяет все попытки ограничить деспотизм введением конституционного правления. Он группирует и подробно описывает все нами уже упомянутые случаи "ограничительных записей". Не боясь повторений, приведем эти сюжеты в его формулировке:

В Смутное время, после убиения Лжедмитрия, князь Василий Иванович Шуйский избран и возведен на царство не земскою думою, а боярами и народом московским. Верховная боярская дума взяла, однако, с него запись, которую он утвердил клятвою. Он обязывался, 1-е, что не будет казнить никого смертию без суда боярского, истинного, правого; 2-е, что будет всегда требовать улик прямых, ясных, с очей на очи; 3-е, не будет отбирать без суда ничьих имуществ. Князь Василий Васильевич Голицын и князь Иван Семенович Куракин были тогда из первых в боярской думе, которые настоятельно требовали ограничения самодержавия. Призывая польского королевича Владислава на престол, московские бояре, бывшие тогда под влиянием польского гетмана Жолкевского, предложили условия, которые гетман принял и в исполнении их королевичем присягнул. Этою записью сверх статей, которые обязывался исполнять Василий Шуйский, Владислава заставляли: 1) принять православную греко-восточную веру, 2) что исправление и дополнение судебника будет зависеть, во-первых, от царя, потом от боярской думы в согласии с земскою думою… Иностранные писатели, и в том числе их известный швед Штраленберг, долго остававшийся в России в плену, в своем описании Московского государства уверяет, что, "по достоверным собранным им сведениям об избрании на царство Михаила Федоровича Романова, земская дума взяла с него запись, подобную тем, которыми хотели ограничить власть Василия Ивановича Шуйского и королевича Владислава, и Михаил утвердил эту запись клятвою" [77] .

77

Фонвизин М. А. Указ. соч. С. 111.

Затем, не забыв отметить, что после воцарения Петра земская дума, как называет Фонвизин Земский собор, перестала существовать, поскольку это было "хотя слабое выражение народной самобытности, везде и всегда противной властолюбивым самодержцам", он вскоре переходит к событиям 1730 года и воспроизводит кондиции, стоящие в том же ряду. А еще через небольшое время Фонвизин излагает семейный апокриф о заговоре Паниных — Дашковой при Екатерине II, заговоре, в котором принимал участие его дядя Денис Фонвизин и целью коего было введение в России конституции.

Для декабристского мыслителя это постоянное сопротивление образованного общества, аристократии, дворянства самодержавному произволу, возведенному в государственный принцип, было стержнем политической жизни России на протяжении столетий. Он понимал, что никакая пугачевщина — тоже отчаянная и психологически оправданная форма сопротивления — не может привести страну и народ к свободе. А конституционное движение — может. И он рассматривает это движение XVII–XVIII веков как пролог к тому порыву, что привел его самого и его соратников в Сибирь,

где он и писал свои сочинения…

Если бы и в России ее земская дума собиралась чаще и в известные определенные сроки, то, кто знает, может быть, Россия в силу общего закона человеческой усовершаемости с правильной системой представительства наслаждалась бы теперь законно-свободными постановлениями, ограничивающими произвол верховной власти [78] .

Страшный опыт "октябрьских временщиков", — пользуясь словами Мандельштама, — вынесенных к власти именно стихией пугачевского толка (при всех необходимых коррективах) и — в период захвата власти — делавших ставку на эту стихию, доказал правоту Фонвизина.

78

Фонвизин М. А. Указ. соч. С. 114.

После смерти первого императора отсутствие Земских соборов вместе с уничтожением традиционного механизма престолонаследия создало ситуацию, в которой распоряжаться престолом стали "сильные персоны", поддерживаемые гвардией, а в некоторых случаях и сама гвардия. Но, в отличие от возведения на трон Екатерины I, а в дальнейшем смены Бирона регентшей Анной Леопольдовной или захвата трона Елизаветой, в 1730 году внезапно возникший лидер "сильных персон" сделал отчаянную попытку подхватить ограничительную традицию Земских соборов, вернуть в структуру власти представительный элемент — на новом европейском уровне, совместить русский опыт прошлых веков с современным западным опытом. Слабость его позиции, однако, была в том, что функция собора — собрания "всей земли", обширного представительства сословий, — взяла на себя на первых порах кучка вельмож, не располагавшая ни юридическими, ни традиционно представительными правами. Верховники могли рассчитывать на успех только в том случае, если их решение совпало бы с представлениями вельможного и шляхетского "общенародия", если бы оно не только отвечало практическим интересам вооруженного дворянства, но было для него психологически близко, не приводило к слишком резкому разлому представлений о достойном миропорядке.

Осмелюсь утверждать, что именно соответствие тех или иных реформ фундаментальным представлениям крупных социальных и политико-психологических групп о достойном миропорядке в гораздо большей степени, чем экономическая выгода, определяет успех или поражение реформаторов. Ну и, разумеется, степень психологической гибкости активного меньшинства, которое стимулирует любые перемены…

К исходу ночи условия, на которых Анне Иоанновне вручалась корона, были вчерне готовы. Затем, на утреннем заседании Верховного тайного совета, были сделаны небольшие дополнения. Главное содержание пунктов, или кондиций, было таково:

Без оного Верховного тайного совета согласия 1. Ни с кем войны не всчинять. 2. Миру не заключать. 3. Верных наших подданных никакими новыми податьми не отягощать. 4. В знатные чины, как в статские, так и в военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять. 5. У шляхетства живота и имения без суда не отымать. 6. Вотчины и деревни не жаловать.

7. В придворные чины как русских, так и иноземцев без совету Верховного тайного совета не производить.

8. Государственные доходы в расход не употреблять.

Кроме того, — что было в реальных условиях существенно, — гвардия и армия переходили в ведение Верховного совета.

При всем сходстве с прежними "ограничительными записями", касающимися личной и имущественной безопасности подданных, взимания налогов и так далее, кондиции 1730 года сужали царскую власть куда решительнее.

Каждый, ознакомившийся с кондициями, понимал — Верховный тайный совет берет власть в стране — абсолютную власть.

Поделиться:
Популярные книги

Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Белова Екатерина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Хозяйка покинутой усадьбы

Нова Юлия
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Хозяйка покинутой усадьбы

Инкарнатор

Прокофьев Роман Юрьевич
1. Стеллар
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
7.30
рейтинг книги
Инкарнатор

Вернуть Боярство

Мамаев Максим
1. Пепел
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.40
рейтинг книги
Вернуть Боярство

Офицер-разведки

Поселягин Владимир Геннадьевич
2. Красноармеец
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Офицер-разведки

Мастер Разума

Кронос Александр
1. Мастер Разума
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
6.20
рейтинг книги
Мастер Разума

Инвестиго, из медика в маги. Том 6. Финал

Рэд Илья
6. Инвестиго
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Инвестиго, из медика в маги. Том 6. Финал

Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь

Тоцка Тала
4. Шикарные Аверины
Любовные романы:
современные любовные романы
7.70
рейтинг книги
Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь

Имя нам Легион. Том 8

Дорничев Дмитрий
8. Меж двух миров
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
аниме
5.00
рейтинг книги
Имя нам Легион. Том 8

Зауряд-врач

Дроздов Анатолий Федорович
1. Зауряд-врач
Фантастика:
альтернативная история
8.64
рейтинг книги
Зауряд-врач

Измена

Рей Полина
Любовные романы:
современные любовные романы
5.38
рейтинг книги
Измена

Душелов. Том 3

Faded Emory
3. Внутренние демоны
Фантастика:
альтернативная история
аниме
фэнтези
ранобэ
хентай
5.00
рейтинг книги
Душелов. Том 3

Бастард Императора. Том 3

Орлов Андрей Юрьевич
3. Бастард Императора
Фантастика:
попаданцы
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Бастард Императора. Том 3

Ни слова, господин министр!

Варварова Наталья
1. Директрисы
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Ни слова, господин министр!