Между человеком и машиною

Машинное производство, устроенное на научных основах, составляет великую силу, гордость и надежду нашего времени. Зато оно недешево и досталось человечеству. Тысячи поколений сменились в тяжелом труде, пока был пройден громадный путь от первобытно-грубых, детски-неуклюжих и слабых каменных орудий до могучих, сложных и тонких машин. Каждое поколение опиралось

на всю работу предыдущих, и без этого не могло бы сделать шага вперед. На костях миллиардов неведомых работников, ценою их крови и пота, их усилий и страданий построено величественное здание современного производства и всей современной культуры.

Машинное производство даже в Англии, которая была его колыбелью, существует меньше полутора веков. Перед тем несколько веков шла его подготовка. В ней самая тяжелая, но и самая важная роль досталась на долю рабочего класса. Обыкновенно полагают, что машинное производство выдумали ученые люди — инженеры, изобретатели: путем размышлений они изобрели машины, а капиталисты их применили; и так вышло все дело. Это вполне ошибочная точка зрения. Такие великие, мировые перевороты, как машинное производство, не придумываются даже самыми умными людьми: они порождаются экономической жизнью народных масс. В действительности было вот что.

Лет пятьсот тому назад в городах Европы процветало ремесло, в деревнях, у крестьян, кустарные промыслы; крупных промышленных предприятий не было. Торговля быстро росла и расширялась; торговые капиталисты занимались скупкой ремесленных и крестьянских продуктов и доставкой их на рынки. Но чем больше развивались рынки, чем больше торговля связывала разные области и целые страны, тем сильнее чувствовалась потребность в массовом производстве. Мало-помалу, наиболее передовые капиталисты, вместо того, чтобы разъезжать и скупать по мелочам огромные количества нужных им товаров, стали устраивать большие общие мастерские — мануфактуры, и собирать туда путем найма работников, из разорившихся крестьян-кустарей и ремесленников. Работа была, разумеется, ручная; но в ее способах скоро произошли важные изменения.

В мелком производстве каждый ремесленник или кустарь обыкновенно изготовлял весь продукт, с начала до конца, выполняя, следовательно, целый ряд разных работ с помощью разных инструментов. Но там, где много народу работало вместе, как в мануфактуре, нельзя было не заметить, во-1), того, что один работник быстрее и лучше выполняет одну часть работы, другой — другую, и во-2), того, что значительная доля времени теряется у каждого на переход от одной операции труда к другой, от одного инструмента к другому. Отсюда само собою началось новое разделение труда между работниками: работа дробилась так, что каждый из них выполнял уже не все производство товара, а только немногие определенные операции, с одними и теми же инструментами. С увеличением числа рабочих это разделение усиливалось. Оно дошло до того, что, напр., выделка простого ножа или даже иголки была разложена на несколько десятков отдельных операций, распределенных между специальными работниками.

Что из этого получилось? Прежде всего, огромное повышение успешности труда; или, как говорят экономисты, его «производительности». При строгом разделении труда несколько десятков человек в мануфактуре производили столько же, сколько раньше несколько сотен или далее тысяч ремесленников. — Но были еще и другие, не менее важные результаты.

Работа до крайности упрощалась для отдельного работника и в тоже время делалась страшно однообразной. Вот, напр., мелкая булавочная мануфактура, описанная одним из старых экономистов, Адамом Смитом. На ней было всего 10 рабочих, и она производила в день 48 тысяч булавок. Один тянул проволоку, другой отрезывал кусочки надлежащей длины, третий заострял их с одного конца, и т. д. Представьте себе человека, который изо дня в день делает по 48,000 одинаковых, простых движений. Разве это человек? Это — машина!

Но если так, то его уже сравнительно нетрудно и заменить машиной.

Так было подготовлено машинное производство. Мануфактурное разделение труда свело работу к «механическим», т. е. самым простым и однообразным движениям. Ценою превращения рабочего в механизм был куплен переход к высшему способу производства.

И по истине, то была весьма недешевая цена. До какой степени отупляла человека, до какой степени калечила его подобная работа! Рабочие тех времен не были, по-видимому, способны к какой бы то ни было организации, тогда как еще ремесленные подмастерья имели свои сплоченные братства.

Но жизнь сделала еще шаг, и все стало изменяться. Бессмысленная механическая работа была передана настоящим машинам, и рабочий мог уже стать человеком. Управлять машиной — не то, что быть ею.

Теперь изобретатели, на самом деле, иногда «выдумывают» новые машины для производства. Но это возможно потому, что сама жизнь дала им практические способы для этого: научила разлагать самые сложные человеческие движения на простейшие, которые легко воспроизводить механически. То, что раньше делалось ощупью, бессознательно, теперь выполняется сознательно, «методически», т. е., строго выработанными, точными приемами.

Американский инженер Тэйлор, ученый и талантливый изобретатель, тоже изобрел новую машину, хотя и по старому способу, но своеобразную. Эта машина — рабочий, переделанный при помощи «научной системы» Тэйлора.

Энергичный инженер с болью в сердце наблюдал, как много рабочие «фланируют», т. е., бездельничают в течение рабочего дня. Он полагал, что если рабочее время оплачивается хозяином, то ему и принадлежит каждая секунда, каждая четверть секунды этого времени. Конечно, рабочий не может вполне непрерывно находиться в движении, как маховое колесо, которое вертится. Но, во всяком случае, надо, чтобы он останавливался и отдыхал только абсолютно необходимую долю времени, ровно такую, сколько требуется для продолжения надлежащих усилий. Как достигнуть этого?

Во-1), надо точным исследованием установить, как должны распределяться секунды и движения рабочего, чтобы от него получалась наибольшая работа. Во-2), надо принудить и приучить его работать именно так, а не иначе.

Тэйлор предпринял свое исследование, и вел его на крупных металлургических и машиностроительных заводах, в течение целого ряда лет. Он выбирал лучших по работе и за повышенную плату заставлял их работать с полным напряжением, на какое они только способны. Каждое движение работы и каждая необходимая остановка тщательно «хронометрировались», т. е., измерялись и отмечались по точным часам. При этом, где возможно, вводились упрощения, лишние движения отбрасывались, 2–3 движения старались слить в одно. В самых инструментах и в расположении материалов устраивались некоторые изменения, позволяющие ускорять работу и т. д. Результаты получались, на взгляд, поразительные.

Оказывалось, что из работника можно за его рабочий день извлечь труда в 3–4 раза больше, чем удавалось раньше, при обычных способах работы. Правда, далеко не все рабочие в состоянии переносить это. На стальном заводе Вифлеемской компании, при работе по нагрузке болванок и перевозке их в тачках, Тейлор довел ежедневное количество на одного рабочего с 12 1/2 тонны (или 760 пудов) до 47 1/2 тонн (или 2900 пудов); но только 8 рабочих из 75 могли вынести такое напряжение. Это, разумеется, еще не большое препятствие: всегда можно найти достаточно человеческого материалу, чтобы выбрать из него, сколько надо, наиболее выносливых рабочих. Но гораздо труднее принудить их изо дня в день давать такую массу усилий. Этого Тэйлор достигал особыми способами расплаты за работу и чрезвычайным усилением надзора.