Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун (сборник)
Шрифт:
Когда бремя жизни давило на одну только маму, она становилась раздражительной. После того как она съездила мне скалкой по лбу, долго переживала. До сих пор жалеет: «Почему я тогда не соизмерила силу и так сильно ударила? А если бы у дочки глаз вытек, что бы я тогда делала?»
На самом деле мама редко ругала и била меня, она доверяла мне и часто хвалила.
Она частенько говорила, что так долго продержалась в столовой на должности кухарки благодаря моему хорошему поведению. Я никогда не дергала ее во время наплыва посетителей, а, семеня маленькими ножками, подходила лишь после того, как народ рассосется. Тогда она наливала мне плошку жидкой каши из чумизы или накладывала в чашку лапши.
Помню, как-то раз мама дала мне пампушки из смеси пшеничной и гаоляновой
В тот же вечер у меня поднялась температура, я начала бредить. От пережитого шока у меня и развился тиф. На самом деле очаг болезни давно уже скрывался внутри. Бедность, недоедание, голод. А еще холод. Помню, когда зимой только выпадал снег, мои башмаки на вате начинали хлюпать, холод проникал к ступням. Ватная куртка была совсем тоненькой и не удерживала тепло. На тыльной стороне рук появлялись очаги обморожения. Однажды я с ребятишками играла, толкая деревянные ворота, и по неосторожности прищемила руку, из коросты на руке начала сочиться кровь, было ужасно больно.
В те годы взрослым редко хватало терпения внимательно следить за детьми. Дети были предоставлены сами себе и росли как сорняки. Если выживали, то и дальше цеплялись за жизнь, но немало детей умирало в юном возрасте.
Я была довольно хилым ребенком и постоянно серьезно болела.
Когда я слегла с тифом, то долго не вставала с кровати – с осени и до зимы. Целых три месяца.
Я лежала и видела, что на улице выпал снег. В комнате, где мы жили, нижняя часть стены была выложена из кирпича, а дальше деревянный оконный переплет. Зимой поверх оконной рамы наклеивали белую бумагу, на которую снаружи падал блеск снега, и комната наполнялась светом.
Я пролежала в кровати очень долго. Детская душа впервые ощутила страх смерти. Накатывавший волнами жар, который я испытывала, и был смертью? Или ею была темнота, застилающая глаза? Но я не хотела умирать, я с нетерпением ждала Нового года. Новый год – всегда зима. Во время празднования Нового года можно отведать цзяоцзы [24] , одеться во все новое, а пятнадцатого числа первого лунного месяца [25] , взяв маленький фонарик, можно вместе с ребятами пойти на проспект Гулоу на праздник.
24
Цзяоцзы – блюдо китайской кухни наподобие пельменей с начинкой из мяса и овощей, реже только из мяса.
25
В пятнадцатый день первого месяца по лунному календарю в Китае отмечают Праздник фонарей – Юаньсяоцзе, знаменующий собой окончание Праздника весны.
Я тянула из-под одеяла ручонки, ладошки густой сеткой покрывали линии. Я тогда не знала, что вокруг людей, у которых на ладони очень много линий, несчастья сгущаются, словно туман, и единственная возможность изменить судьбу – погрузиться в себя, глубоко-глубоко.
Я слышала, как взрослые говорили, что ребенку беда всегда впрок, знаний наберется. Может, оно и так. После тифа я долго лежала, а потому очень ждала прихода весны; мне нравилось, когда дул весенний ветерок, на ивах, тополях и софорах проклюнулись молодые почки, затем снова подул ветер, и начали распускаться цветы. А мое нежное сердечко обрело недетскую чувствительность и деликатность.
Несколько дней шел сильный снег, после чего небо прояснилось.
Я ощущала, как силы потихоньку возвращаются, и сказала матери, что хочу сама походить, дойти до туалета на заднем дворе. Туалет располагался в самом дальнем углу, и им пользовались все соседи. Каждое утро спозаранку ассенизатор на своем горбу выносил огромное ведро нечистот.
Мама согласилась и одела меня потеплее.
Я была очень слаба и, пошатываясь, вышла за дверь.
Толстый
Может, от яркого света у меня закружилась голова или же я была слишком слаба, но очередной порыв ветра сбил меня с ног, и я упала в сугроб прямо посреди двора.
2
Наконец я оправилась от тифа. Смогла снова встать на ноги, бегать и прыгать.
Но потом у меня стали огромными клоками вылезать волосы. Когда я причесывалась утром, волосы выпадали прядями; они стали желтыми и редкими. Мне с детства не заплетали кос, мама ножницами как попало коротко меня подстригала. Я тогда уже понимала, что такое красота, и при виде чужих косичек испытывала зависть и грусть. Волосы постепенно стали еще одним источником моих комплексов.
Лет в десять я начала седеть. Сначала это было несколько белых волосинок, но потом их становилось все больше. Тогда никто не знал, что это последствия тифа. В старину тиф считался смертельной болезнью. Именно поэтому в знаменитом трактате «Суждения о лихорадочных поражениях холодом и разных [внутренних] болезнях» есть специальный раздел о диагностировании и лечении тифа. Это ценное произведение, передававшееся из поколения в поколение, вошло в сокровищницу китайской медицины. По представлениям традиционной медицины, брюшной тиф – это горячка, возникающая в результате переохлаждения, холод вообще является причиной сотни болезней. Он уже проник в мои сосуды и кровь. У меня с детства и зимой, и летом мерзли руки и ноги, никак не получалось согреться. Зимой по утрам со сна ноги были теплыми, но не горячими. Я заболела тифом, но организм не получил усиленного питания, можно сказать, что с раннего возраста уже возник недостаток ци [26] крови и ци почек [27] .
26
Ци – жизненная сила – одна из основных категорий китайской философии, фундаментальная для китайской культуры, в том числе и для традиционной китайской медицины, а кровь в понимании китайских целителей – густое физическое воплощение ци.
27
Китайская медицина считает, что в почках заложена «изначальная ци», то есть та жизненная энергия, которая досталась нам по наследству от прошлых поколений.
Но тогда я этого не знала, знала лишь, что тех, кто поседел раньше времени, обычно так и называют – «молодой, да седой». Если кто-то хотел рассмешить слушателей, то говорил: «Молодой, да седой, сначала жил в хибаре, потом перебрался в хоромы». Хоромы – жилье для знати. А в известной песенке пелось, что «молодые, да седые» обласканы судьбой.
Но в душе я комплексовала и стала очень неразговорчивой. Внешне я давно уже выглядела не по годам взрослой: коротко стриженные волосы, едва закрывающие уши, справа растрепанные пряди поддерживала стальная заколка; я редко смеялась, в глазах застыла печаль, порожденная чувством собственной неполноценности вкупе со страхом. В душе я давно уже познала жизненные невзгоды.
В юном возрасте я поседела, помимо анемии и проблем с почками заработала еще и тиф. Чтобы спасти меня, кололи тогдашние дефицитные антибиотики, стараясь на время удержать маленькую жизнь, но на самом деле во внутренние органы уже проник холод и сырость от действия лекарств, то, что называется «вторжением болезнетворной ци». Еще одна причина проблем с волосами была связана с тетушкой Кун.
Когда я училась в первом классе, отец все так же работал вдали от дома. Мать каждый год проводила у него какое-то время. Я ходила в школу, и когда мама в очередной раз уезжала к отцу, то оставляла меня у тетушки Кун и оплачивала мое пребывание на месяц. Тетушка Кун меня любила, охотно пускала пожить и не придиралась, что мать дает мало денег на расходы.