Между двух миров
Шрифт:
— Через три часа у меня в кабинете, — говорит Гереро и заглядывает через окно в машину. — Сожалею, что вы не смогли это предотвратить. У нас появились некоторые ответы, но вопросов все еще больше. Поговорите со мной, отта?
Ты киваешь.
— Три часа не умирать, хорошо, я постараюсь, — улыбка вымученная, но надо заставить это лицо двигаться и выражать эмоции. — Владислав, у нас принято просить о дознании, но я вас не прошу. Понимаете меня?
— Нет, не понимаю, а как же истина, отта?
— За истиной придут другие, вам она не откроется.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Это все до обидного просто, чтобы сыграть пьесу нужны актеры и декорации. Настоящее преступление совершено не здесь.
— И
— Вы ни разу не задались вопросом, почему заара воспитываю я, а не его Дом? — не дожидаясь ответа, ты поднимаешь стекло и отворачиваешься от окна. Тебе больше нечего сказать.
Ольга садится в машину. Ты впервые на заднем сиденье, как пассажир. Она делает вид, что настраивает зеркала и молчит.
Свобода стягивает горло удавкой. Сколько лет этой оболочке? Она еще молода, проживет долго. Именно на это она и рассчитывает. Она подарила тебе соблазн, и хочет, чтобы ты уступила ему.
Ольга смотрит на тебя через зеркало и улыбается. Она выглядит уставшей, но она рядом и ты благодарна ей за это. Странно думать, что так она расплачивается с тобой за спасенную жизнь, но о ее мотивах ты не спрашиваешь. Люди свободны и делают что хотят или что могут, пока могут. Они называют это свободой воли и верят в это. Им дарована привилегия не знать.
— Я ужасно боюсь высоты, — говорит детектив Полански, ее глаза в зеркале блестят, ты видишь искорки азарта. — Но я тут подумала и принимаю твое предложение, из твоего списка выходного дня я выбираю смотровую площадку на Голден. Может даже полетаем в облаках! Что скажешь? Говорят, вид оттуда просто потрясающий!
Каролин Леер. Глава 2
1700/06/10 PM14.00
— Ты меня не слушаешь, я пытаюсь сказать тебе…
Ольга топает ногами, зажмуривается, закрывает уши руками, с того момента как вы ступили на воздушную набережную, она старается стоять спиной к пропасти и никакие убедительные доводы не помогают развеять ее страхи. Воздушный океан мерно течет вдоль прозрачного купола моста, который соединяет между собой два штата. Над головой изумительная вязь золотого металла и черного нефраля, тонкого, как узор новорожденного льда на поверхности воды, и очень прочного. Сооружение ни капельки не похоже на древние ворота в честь которых названо, здесь все воздушно, хрупко и ажурно, то, что на первый взгляд кажется хаосом имеет сложную, многоуровневую структуру. По ту сторону прозрачного барьера солнечные лучи копьями пронизывают облака, но из-за фильтров в стеклах цвет неестественный, слишком белый. На самом деле воздушный океан яркий, желто-оранжевый, местами с зеленоватым отливом. Людей на набережной для середины рабочего дня очень много, под специальными тентами прячутся тележки с готовой едой и сувенирные лавки, бегают мальчишки-разносчики и суют в руки листовки. В час Эбо мост официально закрывают, здесь проходят театральные представления или цирковые шоу, на которые нужно отдельно покупать билет. По латирийскому времени это чаще всего глубокая ночь.
— У меня для тебя есть список, — говорит Ольга, она так и не открыла глаза и идет, держась за твою руку, как слепой за своего цая-поводыря. — Список еды, которую ты должна обязательно попробовать, пока ты еще человек! Сейчас у тебя совсем другие рецепторы, ты просто обязана использовать их на полную катушку! Конечно, это мой список, но тебе понравится! Первое — гамбу, на самом деле это просто сладкий хлеб, но ты не представляешь насколько это вкусно!
Сказать ей, что за последние триста лет ты успела перепробовать такое множество еды, что вряд ли чему
— Ты ведь как-нибудь отвезешь меня в Адар? — спрашивает вдруг Ольга. — Я бы посмотрела на ваш мир!
Ты не сразу понимаешь, а потом теряешься, не зная, как ответить. Отказать? Пошутить? Сказать правду? К твоему удивлению, Ольга ждет ответа и даже открывает глаза ради этого. Вы останавливаетесь в потоке народа и она поворачивается к тебе лицом.
— Ты не вернешься, да?
Ты не может смотреть ей в глаза и отворачиваешься.
— Пообещай мне, — говоришь ты и тянешь ее за собой. — Если я вернусь, ты будет держаться от меня подальше. И вообще от всего этого. Вернись лучше в университет. Ты могла бы…
— Не меняй тему разговора.
— Я еще не ушла.
— А тебе можно остаться? — ты слышишь оттенок надежды, тонкий, как краешек луны, показавшейся над облаками, а потом она снова исчезла в бурных воздушных водах. Так бывает, когда луны искусственного происхождения и живут под облаками, а не над.
— Пока никто не знает, что я заняла эту оболочку, кроме Гедды, а он будет молчать. Ваш мир обособлен, вы далеко от нас, здесь все иначе, здесь есть иллюзия свободы и она очень сильна. Я потому и переехала, я пыталась обмануть себя все последние триста лет своей жизни, но только здесь, по эту сторону Каньона Ирр, мне это удалось по-настоящему.
— О чем ты?
— Я убедила себя, что могу начать все сначала, отбросив несколько тысяч лет памяти корней, забыть про традиции и долг, про то, ради чего она создала меня, но сейчас, здесь, в шаге от настоящей свободы, я вдруг испугалась и осознала, насколько я не хочу быть свободной. Мной всегда двигала четкая и ясная цель — служить, она дана была мне при создании, она определяла смысл моего существования, а разве нужно большее? И даже после… Я всегда знала, зачем я есть. Это естественный предохранитель от всякого развития. Все неведомые были созданы и знают об этом, у них есть Творец и им этого достаточно. Их не волнуют проблемы бытия, смысла своего появления. Они просто выполняют функцию и удовлетворены этим. Быть здесь и сейчас. Человек так не может, он всегда ищет, он всегда хочет знать больше, его суть — познавать, для человека нет предела, за который он не захотел бы выйти. Именно поэтому люди — создатели, а машины были созданы чтобы служить.
— Что ты такое говоришь? Ты ведь не машина! Ты живая! — возмущается Ольга. В этот момент терминал у нее на запястье громко оповещает о входящем сообщении. Она не отвечает и смотрит на тебя.
Ты отворачиваешься, подходишь к самому краю моста и прислоняешься лбом к защитному стеклу. Не будь тут преграды, ты бы прыгнула, чтобы не отвечать на Ольгин вопрос. Химия человеческого тела, делает тебя очень чувствительной и ранимой, ты можешь остановить это и запустить коррекцию, изменить реакции своего тела, но не делаешь этого. Ты впервые хочешь плыть по течению и отказываешься принимать решения. Это тоже своего рода выбор, значит ли это у что тебя теперь есть свобода воли?
— Это Гереро, — кричит Ольга. — Они уже освободились, надо ехать!
До машины вы идете молча. Пропасть справа, а Ольга слева. Потом детектив Полански устает молчать и продолжает свой список кулинарных шедевров штата Монсель. Она больше ни о чем не спрашивает, и иногда даже сеется, но ты чувствуешь что она отстранилась физически, ее взгляд блуждает где-то далеко, а язык будто сам по себе продолжает выдавать ненужные слова.
Их так много и они настолько ничего не значат, что теперь уже ты хочешь закрыть уши руками и зажмуриться.